Генерал-фельдмаршал Голицын
Шрифт:
— …На то воля царская! — закончил Трубецкой. — А пока прошу, боярин, в мой шатер откушать чем Бог послал!
За столом у Трубецкого цветником был уставлен походный стол: телячьи языки, аршинные колбасы, копченые гуси и куры, моченые яблоки и соленые грибы — все из запасов богатого хозяйства князя на Новгородчине.
Выпили и настоянной на травах домашней же водочки за царя Петра Алексеевича и успех его нового начинания. Крякнули и истово перекрестились.
— Даты не опасайся шведа-то, Борис Петрович. Чаю, в Везенберге его нет. Каролус, по слухам, еще за морем в Дании воюет! — утешил Трубецкой боярина.
— И пусть его воюет! — развеселился и Шереметев.
В тот самый час, когда бояре пили водочку под стенами Нарвы, шведский король со своим двадцатитысячным войском внезапно высадился у стен датской столицы Копенгагена. Десант прикрывал не только шведский флот, но и соединившиеся с ним английская и голландская эскадры. Поддержав Швецию, английский король Вильгельм III рассчитывал быстрой шведской победой закончить Северную войну и оторвать Карла XII от постоянного союза с Францией. Датский флот укрылся в гавани Копенгагена, не решившись дать баталию втрое большему неприятелю. Копенгаген оказался отрезанным от датской армии, брошенной на завоевание Голштинии [25] . Королю Фредерику, запертому в своей столице с малым гарнизоном, ничего не оставалось, как заключить со шведами скорый мир в Травёндале. По мирному договору Фредерик отказывался от всех притязаний на Голштинию и южную шведскую провинцию Сконе и выплачивал шведам изрядную контрибуцию. Так одним ударом, почти без выстрела, Карл XII одержал великую викторию и вывел Данию из войны.
25
Голштиния (Шлезвиг-Гольштейн) — земля в Германии, административный центр — город Киль.
Молодой король из мальчишки превратился за один маневр в победоносного полководца. Именно таким — замкнутым, решительным, в застегнутом до горла сером кафтане, опирающимся на шпагу, яко на трость, запомнился король царскому послу, князю Андрею Хилкову. Посол был отправлен царем, дабы поздравить Карла XII с восшествием на престол: до тех пор, пока мир с турками не подписан, Петр I всячески скрывал свои притязания к Швеции.
Но когда Хилков добрался до шведского лагеря и поздравил его с восшествием на трон, Карл XII только презрительно усмехнулся — ему было уже известно, что русская армия идет к Нарве! Король был безжалостен: приказал арестовать молодого посла и бросить в темницу, где через 18 лет несчастный и скончался. Ни на какой размен Карл XII не пошел.
До Петра известие о том, что Дания выведена шведами из Северного союза, пришло в Новгороде. Царь оглядел своих генералов, почтительно застывших перед ним в полутемных покоях новгородского митрополита Иова, вопросил строго:
— Что на сие скажете, господа генералы? Может, и мне по примеру датского короля у Каролуса мир запросить, откупиться от него деньгами?
Стоявший рядом с царем Алексашка Меншиков усмехнулся нехорошо, завертел шеей. Генералы — Автоном Головин, Адам Вейде и командующий артиллерией царевич Имеретинский — знак царского денщика поняли. Горячий грузин выскочил вперед первым, заговорил гортанно:
— Нам Фредерикус датский не в пример! Войска нашего в скором времени соберется под Нарвой более тридцати тысяч, пушки тяжелые скоро подтянем! Возьмем Нарву, прежде чем Каролус подойдет!
— Верно, царевич! — поддержал пылкого грузина обрусевший немец Адам Вейде. — Карлу XII ведь еще с саксонцами Августа под Ригой столкнуться придется.
— Вперед, государь! — просто сказал Автоном Головин. — Взяли Азов, возьмем и Нарву!
— Что ж, и впрямь Россия не маленькая Дания! — как бы в тяжелом раздумье подчеркнул свои сомнения Петр. — Идем под Нарву! — Только опять строго осмотрел господ генералов: — Войска надобно собирать под нарвскою твердыней сколь можно быстрее! Ты, Автоном, со своей дивизией и ты, Иван Иванович, — обратился он к молчавшему Бутурлину, — с гвардейскими полками выступаете завтра же. А ты, Адам Адамович, скорей подтягивай свои полки в Новгород и тут не задерживайся, поспешай под Нарву. К тебе же, царевич, особая просьба — вытаскивай скорее тяжелые пушки из новгородских болот. Помни — без пушек нам Нарвы не взять! И еще есть добрая весть: князь Репнин вышел наконец со своей дивизией из Москвы. Ему я отправляю тот же приказ — поспешать! Помните — промедление смерти подобно!
На том царский совет в Новгороде и закончился.
На другой день, меся киселя по скверной нарвской дороге, князь Иван Барятинский, командир соседнего батальона семеновцев, мрачно бурчал Голицыну:
— Слыхал, Михайло, как Каролус датчан ловко обошел! Боюсь, скоро и саксонцам от него достанется. А там наш черед!
— Да наши семеновцы и преображенцы разве забыли Азов? Увидишь, они яко звери драться будут.
— Они-то будут. Да ты вспомни, что у нас все остальные полки, окроме гвардий и бутырцев, и пороха еще не нюхали, а от дворянских ополченцев и стрельцов сам ведаешь, какая подмога! Нет, прямо тебе скажу, Миша, у меня вся надежда на союзников-саксонцев. Гренадеры у короля Августа самые знаменитые воины во всей Европе!
За теми разговорами через неделю и добрели до стен старой фортеции Иван-города, поставленной еще Иваном Грозным в Ливонскую злосчастную войну напротив Нарвы. Там сидел теперь шведский гарнизон, — а на другом берегу быстрой Наровы серели грозные бастионы самой Нарвы.
Под стенами Нарвы сразу стало ясно, что крепкие нарвские бастионы, сложенные из гранита, не чета азовским болверкам турок — ядра полевых пушек отскакивали от них как мячики, не причиняя никакого вреда. Пришлось разбивать лагерь в осенней грязи, охватывая город двумя линиями — внутренней, супротив крепости, и внешней, на случай королевской помощи осажденным. Внешняя линия, охватывая город подковой, протянулась на добрых семь верст и состояла из насыпного вала с палисадом и неглубокого рва перед ним. Против крепости же устанавливались батареи, велись апроши по указаниям военного инженера Галларта, любезно присланного королем Августом.
Вместе с Галлартом явился в качестве главного военного советника и имперский полководец герцог фон Кроа. Полуфранцуз, полунемец, герцог воевал в войсках Габсбургов против турок, но, в отличие от принца Евгения Савойского, никаких викторий в поле не одержал и от имперской службы был отставлен, получив, правда, блестящие рекомендации. К Петру он просился на службу еще в Германии, когда Великое посольство из Амстердама ехало в Вену. Впрочем, дело тогда заглохло. Король Август герцога на службу также не взял, зная, что в Вене всегда дают прекрасные рекомендации как раз тем генералам, коих хотят удалить от службы. К тому же у Августа был уже свой фельдмаршал Штейнау, вот он и переадресовал де Кроа в царский лагерь. На сей раз Петр герцога принял — неплохо было все же супротив шведских генералов иметь опытного европейского полководца. С самого появления де Кроа было понятно, что царь видит в герцоге не только советника, но и своего прямого заместителя, нужного на случай непредвиденного отъезда Петра из армии. А что такой отъезд может быть возможным, стало ясно Петру еще задолго до высадки шведского короля в Пернове. Ведь на все приглашения Петра королю Августу прибыть для встречи под Нарву последний любезно приглашал царя в свой лагерь под Ригу.
— У вас прекрасные солдаты, ваше величество! — Герцог де Кроа показывал на здоровенных преображенцев, усердно роющих ров перед своим вагенбургом.
— Не то что у Трубецкого и Головина, у тех через ров и лягушка перепрыгнет! — нахмурился Петр. Наехал конем на рослого солдата, спросил сурово: — Есть претензии?
— Сидим на сухарях и одной воде, государь, горячей пищи вторую неделю не видели! — смело ответил гвардеец.
— Почему так? — Петр отыскал в свите Преображенского полковника Блюмберга, спросил грозно: — Отчего горячей каши солдатам не варишь?
— Кончилась каша-то в полковом обозе, государь. Подвел меня провиантмейстер, клялся, что еще на той неделе доставит провиант из Новгорода, да и пропал — ни каши, ни интенданта, — доложил Блюмберг.
— Повесить! — По-кошачьи Петр вздернул усы, воззрился грозно. Блюмберг побледнел. — Да не тебя, дурака! Провиантмейстера поймать, найти и повесить!
Хотя царь и грозился, но сам знал, что на провиантских складах в Новгороде и во Пскове воровство великое и надобно самому ему быть там, наказать виновных и доставить провиант в войска. Да и дивизия Репнина еле-еле тащилась к Новгороду, а мазепские казаки застряли отчего-то в Великих Луках! Словом, добрая треть царского войска — целых двадцать тысяч — все еще не явилась под Нарву. И не здесь ему, царю, надобно быть, а там, в тылу, разбираться, чтобы накормить под Нарвой солдат, завести на батареи добрый порох. Ведь в осадные мортиры приходилось сейчас закладывать двойной заряд, и оттого многие орудия при стрельбе разорвало. И добро был бы толк, но пока ни одного пролома в гранитном щите Нарвы не пробили!