Генерал-фельдмаршал Голицын
Шрифт:
— И то хорошо, что за ним и двух тысяч казаков не пошло! — сказал Меншиков Голицыну. К нему, бывало, в минуты крайней опасности возвращалось полное самообладание. — Потребно теперь, Дмитрий Михайлович, у предателя главную карту в его предательской игре выбить — взять Батурин!
— Казаки молвят, что у Чечеля в Батурине четыре полка сердюков, три сотни пушек с немцами-фейверкерами да три казачьих полка! Батурин ныне — крепкий орешек! — раздумчиво вымолвил Дмитрий Михайлович.
— Расколем! — решительно махнул рукой Меншиков. — Казаки, чаю, за Мазепу и биться не станут, а наемники, знамо дело, не устоят против твоих гренадер и моих драгун.
— Так оно иль нет, а Батурин взять надо! — согласился
Вечером в придорожном шинке, простившись с Голицыным, ускакавшим поторопить гренадер к Батурину, Меншиков начал писать донесение царю об измене Мазепы.
Свеча совсем уже догорала, когда светлейший наконец дописал последние строки. «И ныне сей новоявленный Иуда при гробе стал изменник и предатель своего народа!» — не без удовольствия перечел свое красноречивое послание, скрепил его печатью и вызвал дежурного офицера. А еще через минуту адъютант светлейшего с десятком драгун из лейб-регимента мчался по ночной дороге в главную штаб-квартиру.
Лунный свет перебегал дорогу всхрапывающим на бегу лошадям, тревожно мелькали огоньки далеких хуторов и окрестных деревень, взад и вперед сновали по пути конные и пешие казаки, шарахались в стороны чьи-то тени, и казалось, вся Украина не спала в ту ночь, потрясенная изменой старого гетмана.
— Предатель не приносит удачи тому, кто его принимает! — сердито сказал королю полковник Аксель Рамсворд, отказавшийся снять шляпу перед старым гетманом.
«Может, Аксель и прав! Ведь он настоящий викинг! Прямой, суровый, честный! А Мазепа лукав, лжив, коварен. Но, с другой стороны, коль столь хитроумный и многоопытный муж переметнулся без всякого принуждения на мою сторону, значит, фортуна вновь улыбается нам, шведам!» Король Карл зябко передернул тощими плечами, съехал к клубящейся туманом Десне. И тотчас громыхнули шведские орудия с берегового откоса, под прикрытием их огня шведские гренадеры двинулись на плотах через реку. С противного берега раздалась редкая пальба. Карл был доволен: все шло по его плану. Ложная переправа отвлекла главные силы русских, а тем временем к Мезину король за ночь перебросил батареи тяжелых орудий и под прикрытием их огня начал переправу. Пороха было приказано не пожалеть, — Мазепа обещал предоставить в Батурине огромные пороховые погреба, — и давно шведская пехота не слышала столь громогласного говора своих пушек. Подъехавший к королю Гилленкрок с тревогой всматривался в противный берег сквозь холодный туман, стоявший над Десной. Туман смешался с пороховым дымом и образовал прочную завесу над переправой. Скрытые этой завесой шведские гренадеры на многих плотах и лодках дружно шли на тот берег, где лежала гетманская Украина, еще один край, который собирался покорить их король.
Гилленкрок внимательно посмотрел на зябко кутающегося в плащ Карла: король был сильно простужен, и из натянутого по уши мехового треуха (подарок Мазепы) выглядывали слезящиеся глаза и красный длинный нос. Еще дальше от Швеции он уводил свою армию, и кто знает, какие новые испытания ожидали солдат и офицеров там за Десной?
Словно уловив печальные размышления своего генерала-квартирмейстера, Карл рассмеялся:
— Выше голову, Гилленкрок! В Батурине нас ждут теплые квартиры и пуховики. Этот старый лис, Мазепа, накопил в своей столице немалые запасы для моих гренадер! В Батурине мы станем на покойные зимние квартиры и дадим роздых войскам!
— Меня удивляет, сир, отчего гетман сразу не повел нас в Батурин, а столь горячо настаивал на походе к Новгороду-Северскому?
— Ничего, зато теперь мы на верной дороге! — ответил король.
— Да, но мы Сделали бесполезный переход и потеряли
— Русский медведь слишком неповоротлив, Гилленкрок, а русские генералы не достойны быть и капралами в моих интендантских ротах. Смотрите, этот русский генерал Гордон уже отводит войска, испугавшись одной пушечной стрельбы!
И впрямь, генерал-майор Александр Гордон, командир русской бригады, стоявшей у Мезина, приказал вывести полки из-под артиллерийского обстрела. И этим тотчас воспользовались шведы. Высадившись на берег и беспрепятственно построившись в линию, мокрые и злые, шведские гренадеры с таким бешенством бросились в атаку, что сбили батальоны Гордона и с запасной позиции.
— Извольте видеть, сколь успешен наш натиск! — Карл весело обернулся к Гилленкроку и офицерам штаба. — Прикажите вашим солдатам поторопиться и навести мост! Впереди нас ждет отдых в благословленном крае, не так ли, гетман?
— Ваше величество! — выступивший вперед из кучки казацких старшин Мазепа отвесил низкий поклон королю. — Украина ждет своего вызвольника! Там за Десной я приведу к вам столько казаков, сколько песка на берегах Черного моря!
И в этот момент страшный тяжелый гул донесся со стороны Батурина, и столь сильное красное пламя взлетело над гетманской столицей, что отсветы его были ясно видны даже у отстоящей от Батурина на шесть миль мезинской переправы.
— Что значат сей гул и пламень? — обратился король к окружающим. — Уж не землетрясение ли?
Но то было не землетрясение. Примчавшиеся гетманские сердюки принесли роковое для короля и гетмана известие: Батурин еще 2 ноября взят Меншиковым и Голицыным при прямом содействии его жителей. Все огромные запасы гетмана, припасенные им для шведов, стали русской добычей. Днем и ночью русские солдаты и перешедшие на их сторону казаки (только сердюки остались верны гетману) вывозили из гетманской столицы муку и зерно, пушки и амуницию, выводили скот, переселяли батуринских обывателей. А когда Меншикову стало известно, что шведы приступили к переправе у Мезина, он распорядился взорвать пороховые погреба в гетманском замке, и гигантский столб пламени взлетел над опустевшей столицей.
Занялся страшный пожар, на месте Батурина шведы и Мазепа застали одно пепелище. Обещанных гетманом покойных зимних квартир как не бывало. И, глядя на развалины своей богатой столицы, Мазепа, боле всего скорбевший о потерянных сокровищах, сказал Орлику:
— Злые и несчастливые наши початки!
При сем явно зловещем для них предзнаменовании шведы двинулись в глубь гетманской Украины.
Война на Украине
В ставке Петра I известие о взятии Батурина вызвало глубокое облегчение. И все-таки тревога не покидала царя в первые дни после известия об измене Мазепы. Главная его мысль была о том, как поведет себя украинский народ, узнав о переходе гетмана на сторону шведов.
Надобно сказать, что настроения украинского населения занимали Петра I с самого начала поворота шведской армии на Украину.
«О здешнем объявляем, — сообщал Петр Апраксину 24 октября 1708 года, — что неприятель был у Стародуба и всяко трудился своею обыкновенною прелестию, но малороссийский народ так твердо, с помощью Божией, стоит, чего больше ненадобно от них требовать». Эта высокая оценка «стойкости» украинского народа на «прелестные» шведские воззвания вполне оправдывалась тем сопротивлением, которое шведы встретили в Северной Украине. Плечом к плечу с русскими солдатами сражались казаки у Стародуба, Мглина, а подвиг безвестного украинского проводника, выведшего отряд шведов вместо Почепа на, укрепления Стародубской крепости, аналогичен подвигу Ивана Сусанина. Пока что Петр мог быть доволен.