Генерал Империи
Шрифт:
– А Феанор… откуда это имя?
– Он рассказал, заодно приоткрыв историю своей судьбы. В древности он выступил с верным отрядом на войну против какого-то Бога и погиб в ней.
– Очень мило… воевать с Богом… – покачав головой, произнес Милюков. – А почему не с ветряными мельницами, ой, то есть, горными великанами?
– Не смешно, – покачав головой, произнес Керенский. – По той легенде Феанор погиб в бою. Но и тот Бог не выиграл. И также был уничтожен. Жертва Феанора не была напрасной. По сути он разменял свою жизнь, на жизнь бога.
– Это
– Как можно воскреснуть, сгорев практически до углей? Не знаете? Вот и я не знаю. И что-то не сильно хочу спрашивать. Вы понимаете? Убивать это чудовище бессмысленно. Его нужно сковывать цепями и спрятав на дне глубокой шахты, заливать цементом. Чтобы он оттуда выбрать не мог. Хотя и в этом случае нет надежды на успех, потому что мы не понимаем природы этого воскрешения. Он там, на поле боя появился сразу в траншее, вряд ли в ней лежало его тело. Видимо, если тело его окончательно разрушается, он в состоянии воскреснуть где угодно.
Милюков с минуту внимательно смотрел на своего собеседника внимательным, немигающим взглядом. Потом молча поднял початую бутылку виски и начал заливать в себя, жадно, крупными глотками поглощая «живительную влагу». Допил. Поставил бутылку на пол. Рыгнул. Хихикнул. И упал, рухнув как мешок с картошкой, потеряв сознание…
Тем временем на одной из конспиративных квартир Петрограда происходило собрание руководителей левых сил, основной костяк которых составляли эсеры.
– Это невероятно… – тихо произнес Чернов Виктор Михайлович. – Меншиков воскрес! Воскрес, вы понимаете?
– Воскрес и воскрес, – пожав плечами произнес, выступивший вперед Савинков. – В этом мире много странных вещей происходит. Но в нашем деле главное, что? Правильно. Что теперь этому отступнику и изменнику Керенскому придется иметь дело еще и с этим странным малым.
– А нам? – Поинтересовался Чернов, бывший главный теоретиком революционных социалистов.
– А что нам? Он – суверен небольшого независимого государства – Великого княжества Вендского. У него свои интересы, у нас свои.
– Он муж Татьяны Николаевны Романовой, – заметил Чернов.
– Она не наследник престола. Я бы на ее месте вообще сидел тихо и не отсвечивал. Чай не дура – прекрасно понимает, что за минувшие два года Романовых заметно поубавилось. И она сама если и жива, то скорее чудом.
– Боюсь, что вы слишком оптимистичны, – покачал головой Чернов.
– Товарищи, а что мы теряем? – Абрам Рафаилович Гоц. – Этот изменник сейчас слаб. Северный фронт его не поддержит…
– Но поддержит Юго-Западный, – перебил его Чернов. – А там хватит войск, чтобы нас раздавить. Достаточно будет пары казачьих дивизий.
– Мы точно этого не знаем.
– Чего? Что на нас довольно и двух дивизий?
– Нет, – возразил Гоц. – Что Юго-Западный фронт поддержит Керенского. Более того, мы можем сделать так, чтобы его никто не поддержал. У Меншикова очень высокая репутация в войсках. Что мешает
– Рискованно, – покачал головой Чернов. – Максим Иванович, как показала практика, очень опасный человек. Не боитесь, что из наших голов он сложит небольшой курган прямо посреди Невского? Хотели или не хотели, мы признаемся, что покушались.
– Верно, – кивнул Савенков. – В Меншикова стрелять – себе дороже.
– Значит нужно заявить, что нам стало известно, кто совершал на него покушение. – Не унимался Гоц. – И Николая с семьей кто взорвал, тоже сказать. Что это не настоящие эсеры, а отщепенцы и предатели, изменники дела революции и просто мерзкие люди. Иуды, что за тридцать серебряников продали дело революции.
– Нам не поверят, – тихо произнес Семен Леонтьевич Маслов.
– Почему же, батенька, не поверят? – Выступил вперед Владимир Ильич. – Разве Керенский не изменил делу революции? Разве не прогнулся под этих золотопогонников? Испугался. Не поверил в народ и его силу. В итоге что? Революция захлебнулась. Революция утонула. Оставив после себя только маленькую горстку мерзавцев.
– Я попросил бы выбирать выражения! – Вскинулся Маслов, выполнявший во Временном правительстве функцию министра.
– Керенский предал революцию! – Твердо повторил Ленин, вскинув свою испанскую бороденку. – А вы служите ему. Да, вы одумались. Но поступок ваш достоин осуждения. В таких делах компромиссов быть не может!
– Я могу немедленно выехать к Юго-Западному фронту со своими людьми и начать работать с солдатами, – звонко и решительно произнес Лев Давидович. – Мы должны воспользоваться этим шансом!
– А что делать с Меншиковым? – Нахмурившись поинтересовался Чернов.
– А что с ним делать? – Переспросить Ленин. – Он хочет воевать? Пускай воюет. Авось убьют.
– А если нет? Как показали события сегодняшнего дня – это не так-то и просто.
– А если не убьют, тогда и поговорим, – заметил Троцкий. – После своего воскрешения он явно не в себе и склонен к героическим поступкам. Воскреснет ли он снова – неизвестно. Главное нам сейчас – это выиграть время и взять власть. Крепко взять. Чтобы она не качалась как у этого изменника в руках. И тогда один человек, пусть даже и уважаемый, нам угрожать не сможет.
– К тому же, я уверен, – продолжил за Льва Давидовича высказывание Владимир Ильич, – с ним можно договориться. Керенский боялся за свою власть и жизнь. Он прекрасно знает, что Меншиков в курсе, по чьему приказу были убиты его тесть с тещей и родичи. Поэтому с Керенским Максим Иванович не договорится никогда. Между ними кровь близких людей. Такое не прощают. А с нами? Все возможно. И я бы сказал больше. Было бы недурно его привлечь на нашу сторону. Ибо такой командир одним своим присутствием в наших рядах обеспечить безопасность коммуны.