Генерал Империи
Шрифт:
– Нет.
– Так я и думал. Тогда к чему ваш вопрос?
– Вы ведь все поняли.
– Нет. Не понял. И понимать не хочу. Я человек. И точка. Во всяком случае здесь и сейчас. Давайте не будет плодить сущности. Мы здесь и сейчас такие, какие есть. Старые легенды мертвы. А мы – нет.
– Ты тоже был мертв, – колко заметила Татьяна.
– Ты предпочла бы видеть меня мертвым в гробу? – Вопросительно подняв бровь, спросил Максим. – Поверь, обожженный труп человека – зрелище не из приятных. Впрочем, на вкус и цвет…
– Прекрати! – Повысила
– Зачем эти вопросы? Мы же договорились. Ненужно все это ворошить. Я не хочу.
– … И мы для защиты ко злу обратились, но сами при этом во зло превратились… – тихо произнесла Татьяна, вспоминая озвученные Максимом слова неведомой ей песни.
– Смерть искупила зло.
– Но оно не прошло для вас бесследно.
– Ничто на Земле не проходит бесследно… – прошептал наш герой и чуть подавшись вперед, положил свою ладонь на пальцы Татьяны. После чего неловко выдавив из себя как можно более ласковую улыбку тихонечко запел песню Градского. – Оглянись незнакомый прохожий, мне твой взгляд неподкупный знаком… – Пел. Тихо-тихо. Практически шепотом. И глядя Татьяне прямо в глаза. – Нас тогда без усмешек встречали все цветы на дорогах Земли. Мы друзей за ошибки прощали, лишь измены простить не могли… – Ее рука подрагивала, а лицо едва заметно менялось. Сдерживаемая мимики творила удивительные вещи – казалось, что по лицу Татьяны ходят натуральные волны из легких волнений кожи. Но лишь одному шайтану было ясно, что творилось у нее в голове в эти моменты. Эта очередная выходная выходка Максима, видимо, попала в самую цель…
– Извини, – тихо прошептала Татьяна, когда наш герой пропел последний куплен и с грустной улыбкой замолчал.
– И ты меня извини… – произнес он и отвел взгляд, привлеченный чьим-то вздохом. И сокрушенно покачал головой. В столовой кроме слуг, необходимых в текущей ситуации, хватало и иных зрителей. Так что он был уверен, что и песню, и весь этот разговор уже завтра узнают многие. И одному черту известно, что еще. Каждое слово… каждый жест… каждый поступок… ничто не уходит от внимания окружающих. Как там в американской полиции говорится? Все что вы скажете, может быть использоваться против вас?
«Каналья!» – Прорычал про себя Максим, внешне сохраняя невозмутимость и спокойствие. Более того, вернулся к трапезе и постарался вернуть разговор в конструктивное русло. Насколько это было вообще возможно.
Часть 2. Каменные сердца
– Песню, как говаривает один мой знакомый, не задушишь, не убьёшь…
– Песню – да. Но песенника – вполне.
Глава 1
1916 год, 15 августа, Берлин
Уже престарелый полковник Генерального штаба Германии вошел в кабинет и мрачно уставился на своего начальника одним глазом. Повязка, прикрывающая левый глаз, была не для красоты. Зрительного органа под ней действительно не имелось. Выбило во время боев в 1914 году на французском фронте.
– Вижу вы не в духе, – бесстрастно произнес Гальдер, оторвавшись от чтения какого-то документа.
– Я могу не отвечать?
– Конечно, – ответил вместо Гальдера фон Бек. – Простите Франца. Он все время забывает о вашей боли и отказе принимать опиум, дабы не туманить разум. Забывает, но ценит. Приступайте. Вы ведь пришли по делу?
– Благодарю. Так точно. Поступили новые сведения из Петрограда.
– Они связаны с Меншиковым?
– Так точно. Через нашего посла Керенский передал устно, что Меншиков готовится к проведению военной операции на территории Германии.
– Значит глава Временного правительства больше не контролирует ситуацию… – тихо и задумчиво произнес Гальдер. – Или это какая-то игра?
– По сведениям, которые удалось добыть нашим послом, Керенский готовится к бегству. Несколько денежных переводов в банки Швеции и Соединенных штатов. Бегство планируется на эсминце типа Новик.
– Вот так и сказал «эсминца типа Новик»?
– Конкретный корабль еще не определен. Керенский параллельно прорабатывает разные варианты. Не доверяет капитанам и экипажам. Не все к нему не то, чтобы хорошо, а просто и удовлетворительно относятся. Кроме эсминцев он прорабатывает семь вариантов с иными судами, включая гичку контрабандистов. Сверх того, приобрел и держит в полной готовности три грузовика и два легковых автомобиля в разных концах города. Он очень обстоятельно готовится к бегству.
– Получается, что господин Керенский больше не верит в себя.
– И в своих союзников. В свете пропаганды, которую начали левые, его положение стремительно слабеет. Его прямо обвиняют в заказе убийства Меншикова и Императорской семьи.
– Когда бегство? – Чуть поиграв желваками поинтересовался фон Бек.
– Это не известно, но скоро. Наш посол телеграфирует, что Керенский словно на иголках. Судя по всему, он пытается выгадать удачный момент, лихорадочно обеспечивая себе старость, стараясь любыми способами вывезти за границу как можно больше ценностей. Денежные переводы через банки. Корабельные посылки. Даже поговаривают, что он покушается на золотой запас.
– И как же? Это нешуточное дело.
– Он начал переговоры с Великобританией о покупке линкора для Балтийского флота. Фиктивной вероятно. Платить за него он будет золотом. Во всяком случае, под предлогом оплаты, он постарается его вывезти.
– Неужели на него так подействовало воскрешение Меншикова? – Задумчиво спросил Гальдер.
– Воскресение Меншикова никого не оставил безучастным, – ответил вместо полковника фон Бек.
– А воскресение ли? – Возразил Гальдер. – Это тот еще проходимец и наглец.