Генерал из трясины
Шрифт:
Неведомая сила возносила Власова в заоблачную высь. Но возносила только для того, чтобы обрушить вниз.
Еще раз повторим, что трудно обнаружить во взлетах Власова его заслугу.
Но вину в его падениях обнаружить, конечно же, легче.
Вина всегда очевиднее, чем заслуги.
Новый взлет генерала Власова не мог быть просчитан в отделах «Вермахт пропаганды».
Метаморфоза предназначенного для «пропагандного употребления» генерала в вождя Русского освободительного движения определялась на уровне мистических прозрений, столь характерных для руководителей Третьего рейха и всей густо замешанной на оккультизме идеологии германского фашизма.
Основывалась эта идеология, как мы знаем, на культе Силы, несущей в себе заряд не созидания, но разрушения, и мистические прозрения совершались тогда, когда наступало для этого определенное
темными Силами время.
И если мы приглядимся, то увидим, что в поступках Власова в эти годы тоже начинает превалировать мистическая предопределенность.
Кажется, полностью погруженный в пьянство и безволие, он совершает в эти дни наиболее продуманные ходы, которые и позволят ему достичь необходимого результата, переменить то, что ему было необходимо изменить.
Другое дело, что уже бессмысленно стало тогда что-либо менять.
Все это Власов если и не понимал, то чувствовал.
Свидетельство — разговор, состоявшийся у него в январе 1944 года с генерал-майором Гельмихом, только-только назначенным командовать восточными войсками, уже переброшенными на Западный фронт. Судьба уже во второй раз свела Гельмиха с Власовым.
Первый раз они встретились под Москвой, где Гельмих командовал 23-й немецкой дивизией.
— Яне понимаю, — убеждал Гельмиха Власов. — Не понимаю, почему немцы не дают возможности русским самим воевать против Сталина. Причина, я думаю, в том, что эгоизм убивает не только сердце, но и рассудок.
— А что надо делать?
— Надо по возможности быстрее сводить русские подразделения в национальные дивизии. Это то, что, может быть, еще может нанести Сталину смертельный удар.
— Это дело политики, — сказал Гельмих. — Тут я ничего не могу сделать. Моя задача учесть всех добровольцев и озаботиться, чтобы они получали жалованье и были приравнены в правах с немецкими воєнно служащими.
— И когда вы думаете закончить учет и снаряжение всех добровольцев? — спросил Власов. — У нас мало времени. Может быть, уже поздно. Но мы должны сделать, что возможно. Вы и я!
Гельмих пожал плечами…
Глава вторая
Гиммлер мог сколько угодно говорить о свинье — «унтерменше Власове», но теперь сама действительность заставляла его офицеров думать о формировании наряду с бельгийскими, голландскими и норвежскими дивизиями и «восточных» частей СС. В процессе организации находились галицийские формирования.
Таким образом, вопреки пожеланиям рейхсфюрера подготавливалось мнение о необходимости сотрудничества с Власовым.
Анализируя судьбу Власова и всего Русского освободительного движения, необходимо учитывать не только чрезвычайную забюрократизированность Третьего рейха, но и жутковатое соперничество спецслужб.
Власов был завербован ведомством «Вермахт пропаганды», и в этом качестве («призывами и фотографией») отрабатывал у немцев свой хлеб и свою водку.
Но ведомство Гелена напоминало айсберг, официальная работа занимала лишь малую часть сил сотрудников, и понятно, что «пропагандное употребление» было лишь официальной пропиской генерала в бюрократии нацистских спецслужб.
Какие именно планы связывал Гелен с генералом Власовым, судить трудно, но планы эти были.
Напомним, что наступил сорок четвертый год.
В январе была прорвана блокада Ленинграда.
В феврале — окружена и ликвидирована Корсунь-Шевченковская группировка немцев.
В апреле советские войска перешли государственную границу СССР.
Мы уже говорили о фотографии, где Власов и генерал Трухин в Дабендорфе обходят строй очередного выпускакурсантов.
Рука генерала вскинута вверх в фашистском приветствии, но не расправлена, а согнута в локте. В результате — что-то среднее между фашистским «Зиг хайль» и русским отданием чести.
И так все во Власове.
И не только в одежде, в манерах, ной в поведении.
Власов всегда — между.
Между Россией и Германией.
Между эмигрантами-белогвардейцами и эмигрантами из партийных функционеров-большевиков.
Между ведомством Гелена и СС…
В начале сорок четвертого года Власов беседовал с полковником Генерального штаба бароном фон Фрайтаг-Лорингхофеном.
— Гитлер боится завтрашней национальной России, а проигрывает войну против Советской России уже сегодня, — сказал Власов. — У меня же теперь лишь одна забота, чтобы Освободительное движение не пошло ко дну во время крушения Германии. Но это будет возможно, если найдутся германские офицеры, с которыми мы решимся на этот после дний, отчаянный шаг для спасения свободы всех европейских народов, включая народы Советского Союза.
И объяснил, что, несмотря на потери немцами всех занятых русских территорий, у него еще остается возможность для создания Русской освободительной армии [75] .
Слова об «отчаянном шаге», на который может решиться Власов, понравились барону.
Как и Гелен, Фрайтаг-Лорингхофену принадлежал к той группе немецких радикально настроенных офицеров, которые в 1944 году уже готовы были пожертвовать и национал-социализмом, и самим Адольфом Гитлером для спасения Германии.
75
«Вероятно, никогда историки не смогут точно установить, сколько россиян пошли бороться на стороне немцев против коммунизма, против ненавистной власти Сталина, — утверждают «Очерки к истории Освободительного движения народов России». — Уже тогда насчитывалось под ружьем 600 000 человек, то есть почти 50 дивизий. А сколько добровольцев было одиночным порядком или горсточками вкраплено в разные немецкие части, шоферами автомашин, кашеварами, механиками — осталось неизвестным. По общим подсчетам послевоенного времени, можно считать, что численность добровольцев достигала одного миллиона человек. Если к этой массе прибавить еще около миллиона, а может быть и больше «остовцев», годных к военной службе, и остальных, которые могли работать в тылу и служить в вспомогательных частях, то прав А.А. Власов, когда он бросил немцам: «Я вам дал 4 500 000 людей! Где они?».
Некоторые историки Второй мировой войны считают, что в планах заговорщиков отводилось место и Русской освободительной армии.
«Штауффенберг, надо сказать, лелеял благородный, но несбыточный план, — пишет Борис Соколов, — после убийства Гитлера Германия с помощью РОА сбрасывает Сталина и заключает почетный мир с созданным Власовым новым русским правительством».
Вот и барон Фрайтаг-Лорингхофен, похоже, для того и посетил Власова, чтобы «путем намеков» подготовить генерала к той роли РОА, которую она должна будет по плану заговорщиков сыграть в будущем.