Гений романтизма. 220 лет Александру Дюма
Шрифт:
Волчицу затрясло. Она до предела ускорила бег. По мере приближения к логову сердце выскакивало из груди, она задыхалась. Теперь не то что сердцем, но и щетиной на загривке стала ощущать опасность, нависшую над ее сосунками. От страха за их жизнь она, задыхаясь, теряла силы, падала на подкашивающихся лапах, кувыркаясь, вставала, вновь рвалась вперед. Скользила на животе со склона, перекатывалась с боку на бок. Вставала, вновь падала, ползла на животе.
Волчица начала понимать, что так она до волчат, над которыми нависла угроза, скоро не дотянет. Тогда она отважилась на отчаянный шаг: прокатилась по узкой ложбине, проложенной с хребта к реке осенне-весенними паводками. А от подножия склона недолго добираться до логова. Она, скользя, кубарем катилась по ложбине; головой, боками больно ударялась об острые выступы. Докатилась до реки, скованной льдом. Там тоже больно ударилась головой об острый выступ камня – в голове пошли круги, в глазах потемнело. Под конец скатилась в полынью запруды. Очнулась наполовину лежащей в полынье, примерзающей шерстью ко льду. Вскочила, что есть мочи пустилась к логову.
Еще издалека ее чуткий нос уловил противные запахи незваного пришельца. Уши улавливали чужие шорохи, несущиеся со стороны логова.
Странник брел по руслу реки к подножию карниза, нависшего над логовом волчицы, куда зимой всегда падали лучи восходящего и заходящего солнца. Со стороны гор по долине реки пронесся легкий ветерок. Он донес до чуткого носа мчащейся матери запахи двуного зверя, перемешанные с запахами гноящихся ран, крови.
Волчица негодовала: «Как двуногий зверь осмелился переступить границы моих владений? Каким образом он, еле живой, дополз до этой глухомани? – Она злобно зарычала. – Что, он, кровожадный, пришел сожрать моих детенышей?!»
Тревожно приостановилась, чуткими ноздрями уткнулась в кровавые следы, оставляемые двуногим зверем на снегу. По запаху крови определила, что он ранен, еле живой. И раны гниют. Ее чувствительный нос также улавливал противный кислый запах гниющей одежды. Она чихнула, раздраженная запахами гниющей плоти.
Шерсть на загривке ощетинилась, волчица утробно зарычала. Чем ближе становилось логово, тем сильнее в ее сердце поднималась тревога за сосунков. Это придавало ей силы. Не замечая острых камней, сучков, торчащих из мерзлой земли, она понеслась к логову.
Логово располагалось в пещере под огромным карнизом, нависающим над небольшим выступом. Волчьей семье он служил и смотровой площадкой, и местом игр волчат, и местом принятия в короткие зимние дни солнечных ванн. Узкий лаз в логово находился за площадкой.
Волчица замерла, не дойдя до логова. Чуя врага, притаилась за огромным валуном, громоздившимся на берегу реки. На другом берегу, на ледяном панцире, распластался человек в кровоточащих ранах, ссадинах. Волчица присела, готовясь к молниеносной атаке. Распласталась на земле, хрустя панцирем льда, тугими связками ног и спинными позвонками. Приподнялась на передних лапах, распрямляя позвоночник. Утробно зарычала, предвещая прыжок. Двуногий зверь, лежащий на снегу, не среагировал на предостерегающий рык, не зашевелился.
Волчица озадаченно застыла. Слышала, как он прерывисто дышит воспаленными легкими, постанывает. Из его ран на лед сочилась кровь с гноем. Из него медленно уходила жизнь. Озабоченная судьбой волчат, мать, потеряв интерес к умирающему двуногому зверю, заторопилась в логово.
Пересекла речку, скованную льдом, бросилась к детенышам. Не останавливаясь на входной площадке, влетела в логово.
Ее детеныши, чувствуя вражеский дух, забились в угол. Но, почуяв мать, сосунки один за другим с визгом бросились ей навстречу. Каждый из них норовил первым лизнуть ее, тыкая мордочкой в грудь, требуя молока. Мать, довольно урча, тянулась к каждому волчонку, облизывая мордочку и под хвостом. Волчата со всех сторон обступали маму. Между ними, чтобы первым лизнуть ее, первым пихнуться в набухшие от молока сосцы, пошла схватка. Наиболее назойливых драчунов передними лапами отпихивала от себя. Волчата, не обращая внимания на шлепки матери, дерясь за каждый сосок, поднимая щенячий визг, лезли под нее.
Волчица прилегла набок, приподняв заднюю лапу. Наконец каждому из волчат достался определенный сосок с вожделенным вкусным молоком, брызжущим им в пасти. Детеныши, жмурясь, жадно припали к соскам. Мать, обнимая передними лапами, вылизывала каждого волчонка. До такой степени расслабилась, что на время позабыла об умирающем человеке.
Со стороны реки до ее ушей донеслись стоны. Чувствовалась предсмертная агония, охватившая двуногого зверя. На мгновение представила себе окровавленного с головы до ног двуногого зверя, из которого уходит жизнь.
Перед ее глазами встал взрослый, годовалый волчонок, которого зимой потеряла на охоте. В долгих поисках она нашла его далеко от своего логова, но еле живого, с перебитым хребтом. А рядом с ним на снегу отпечатались мерзкие следы от сапог двуногого зверя. Она с дрожью вспоминала, как тогда завывала над телом умирающего детеныша. Жалобно скуля, легла рядом с волчонком, облизывая его, подталкивая к соскам. Умирающего волчонка в зубах принесла в свое логово. Не отходила, охраняя его покой. Отлучалась только для того, чтобы поохотиться и запастись для него парным мясом. Волчонок к еде не притрагивался. Ударом кованого сапога у него была сломана и челюсть. Так умер ее старший детеныш: в муках, на глазах страдающей матери. Неутешная волчица долго оплакивала его.
После того случая она на всю жизнь возненавидела двуногого зверя.
Но сегодня столкнулась совсем с другим двуногим зверем. На берегу лежит не человек с ружьем, а немощный, умирающий от ран, нанесенных другим двуногим зверем. Такой он жалкий, беззащитный, лежит, угасая, на снегу, как ее старший детеныш лежал с перебитым позвоночником. Мать на секунду зажмурила глаза, представляя, как старший волчонок вместе с месячными сосунками присасывается к ее груди. Почувствовала касание его холодного рта к своей груди, легкое покалывание в одном из сосков. Призывно завыла.
Со стороны речки двуногий зверь ответно заскулил так, что волчица не выдержала сердечного напряжения. Вскочила, зарычала на волчат, чтобы они за ней не последовали. Выбежала на смотровую площадку. Оттуда стала наблюдать за человеком, все еще лежащим у речки в луже гниющей мерзлой крови. Спустилась поближе к двуногому зверю, в котором все еще тлела жизнь. Подошла сзади. Человек не отреагировал на ее появление.
Осторожно, делая круги, приближалась к нему. Остановилась в шаге. Потянулась мордой, шершавым языком лизнула щеку. Двуногий зверь подал признаки жизни. Он был большой, беззащитный. Озадаченно замерла. Если затащить к себе в логово, не навредит ли он детенышам? Здесь вскоре умрет. Материнская забота взяла верх над тревогой. Зубами вцепилась в рукав бешмета и, делая неимоверные усилия, потащила. Ей пришлось приложить невероятные усилия, потратить уйму времени, чтобы затащить несчастного двуного зверя в логово.
Волчата, испугавшись двуногого зверя, забились в угол, скуля, удивленно изучая его немигающими глазами. Они никогда не видели такого существа. Но природный инстинкт подсказывал, что он – их извечный враг и его надо остерегаться. Но, видя, как к двуногому зверю относится мать, наиболее смелые волчата поползли к нему. Встали, прижимаясь к матери. Не знали, то ли огрызаться на него, то ли держаться за ней. Поощряемые матерью, они подползали к нему.
Странный зверь стал членом семьи волчицы. Спустя пару суток волчата ложились рядом с ним, как мать, вылизывали его раны.