Гений

Келлерман Джесси

Я вежливо кивнул.

– Ричард его ударил. Вмазал ему, когда Джерри говорил тост.

– О господи.

– Я их всех вышвырнула. Макаки недоделанные. Они ему губу раскроили. Гд е ты была?

– Я же сказала, пошла пройтись.

Мать смотрела на нее, заводясь все больше и больше. Вдруг она повернулась ко мне и улыбнулась:

– А вы чем занимаетесь?

– Я продаю картины.

– Ничего себе! Вот не знала, что Ли увлекся искусством. Ой, простите, не Ли, а мистер Макгрет.

– Я помогал ему разобраться со старым делом.

Мать Саманты прямо зашлась от смеха.

– Да что вы? Это с каким же?

– Мама.

– Я просто спросила.

– Подождете наверху, ладно? – сказала мне Саманта.

– Я, наверное, лучше домой.

– Эх, Ли. Та к до самой смерти и не изменился. О господи, я сейчас лопну.

– Мама, можно тебя на минуточку? – Саманта утянула мать на кухню.

Поколебавшись, я тихонько пошел наверх.

Я не был здесь ни разу. В желто-коричневой спальне все еще напоминало о болезни хозяина: палка для ходьбы, тазик у кровати. На двери второй комнаты висела деревянная табличка: «Владения Джулии и Сэм».

Здесь стояла двухъярусная кровать, на ней два стеганых одеяла, стареньких и пропахших пылью. На стенах – обычные девчоночьи плакаты. На полу – большая сумка с надписью «Прокуратура, Квинс, Нью-Йорк». Молния наполовину расстегнута, внутри кое-как напиханные вещи, дезодорант, кроссовки.

Внизу уже орали.

Я просмотрел книги на столе. Мадлен Л’Энгл, «Морщина времени». Сэлинджер, «Над пропастью во ржи». Джуди Блум, «Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет». У Джули в школе были «друзья навсигда», если судить по надписи на рамке фотографии. На стене висел листок с номером – это Саманта участвовала в нью-йоркском марафоне в 1998 году.

Внизу орали все громче. Хлопнула дверь.

Через несколько минут вошла Саманта.

– Вот стерва!

Она закрыла лицо руками. Потом успокоилась и подняла голову. Отстраненно глядя на стену у меня за спиной, Саманта начала расстегивать пуговицы на блузке. Кофточка упала на пол.

– Помоги, пожалуйста. – Саманта повернулась ко мне спиной.

– Хочешь, я буду спать на верхней кровати?

– Не надо.

– По-моему, она тебе коротка будет.

– Ну… Наверное.

– Ты какого роста?

– Метр восемьдесят шесть.

– Да, это неудобно. Давай я туда полезу.

– Не надо.

– Точно?

– Точно.

– Ну и ладно. Если честно, мне не очень хотелось там спать. Это кровать Джули. – Мы помолчали. Я услышал, как она улыбается. – Ну и как оно, здорово, воспользоваться женской слабостью?

– Обалденно.

– Я вообще-то так не делаю.

– Несчастье заставляет нас совершать странные поступки.

– В койке.

– Ага.

– Да нет! «В койке». Ты что, никогда в эту игру не играл?

– В какую игру?

– Игру с печеньем. В которое бумажки про будущее кладут.

– Первый раз слышу.

– Читаешь предсказание и добавляешь: «В койке». Что, никогда так не делал?

– Я, значит, похож на бумажку с предсказанием?

– Был похож, когда это сказал.

– Что?

– Ну, это: «Несчастье заставляет нас совершать странные поступки».

– Это правда.

– Ладно. Но говорить так все равно глупо.

Я хотел обидеться, но тут увидел, что она улыбается, и улыбнулся сам. Сколько лет Мэрилин твердила мне: нельзя быть таким серьезным. Она бы от злости лопнула, если бы увидела, как я развеселился от одной глупой ухмылки.

Я сказал:

– Твои счастливые числа пять, девять, пятнадцать, двадцать два и тридцать.

– В койке.

– В койке. Я бог знает когда такое печенье ел.

– Мы в конторе китайскую еду дважды в неделю заказываем. Вот они их и привозят. Дрянь, конечно, но лучше, чем крекеры с арахисовым маслом.

– Хочешь, я тебя как-нибудь в ресторан свожу?

– А что, давай.

– Ладно.

– Договорились.

Тишина.

Она сказала:

– Нет, правда, я так не привыкла делать.

– Ты это уже говорила.

– Непонятно, что это такое? – Она привстала на локте. – Как ты думаешь? Чего это мы?

– Не знаю.

Она рассмеялась.

– Чего?

– Жалко, ты себя в зеркале не видишь.

– А что такое?

– У тебя на роже написано: «Вот черт, теперь она решит, что это я всерьез». – Она упала на спину, хохоча во все горло. – «Что я наделал!»

– Я ничего такого не думал.

– Как скажешь.

– Не думал!

– Все, поверила. Просто у тебя вид был смешной.

Я улыбнулся:

– Как скажешь.

Она затихла и вытерла глаза.

– Вот теперь мне полегче.

– Я рад.

Она кивнула и серьезно посмотрела на меня:

– Мне как-то не хочется сейчас это все осмысливать. Хочется просто перестать плакать.

Я кивнул.

– Ну и отлично! – сказала она. – Хорошо, что мы договорились.

Я снова кивнул, хотя и не понял, о чем мы договорились.

– Вы с папой вроде поладили.

– Он мне нравился. Похож на моего отца, только не такая свинья.