Гений
Шрифт:
– Алло! Ты где?
– Ту т.
– Ты слышал, что я сказал?
– Да. А кто покупатель?
– Я не имею права тебе сказать.
– Кевин.
– Мне очень жаль, ну правда! Ты же знаешь, старик, я бы с удовольствием. Но покупатель очень хотел сохранить анонимность.
Холлистер говорил точно так, как обычно говорят продавцы в моем бизнесе. Даже странно. Мэрилин сотворила чудовище.
– И сколько тебе дали? – спросил я, уже не ожидая, что он признается. И тут он ответил. Меня закачало.
– Дурдом, а? Прикинь, они прямо сразу столько и предложили. Я мог бы и поторговаться, но подумал: чего уж жадничать? Но заработал я охренительно, прямо как бандит.
Казалось бы, на человека с достатком Холлистера продажа картины, даже если сделка такая удачная, не должна произвести столь сильного впечатления. По сравнению с его ежемесячным доходом это ведь гроши. Для меня сумма, конечно, огромная, а он наверняка больше за электричество платит. Но радовался он, как ребенок, я так и видел, как он потирает руки. Миллионеры становятся миллионерами, потому что никогда не теряют страсть к охоте за дичью.
На вопрос, отдал ли он уже рисунок, Холлистер ответил:
– В понедельник отдаю.
Я подумал, может, попросить взглянуть на него в последний раз? И что я сделаю? Схвачу его и побегу? Далеко мне не убежать с сотрясением мозга и огромным панно под мышкой. Состоящим из сотни отдельных картинок, рассыпающихся на ходу. К тому же я догадывался, кто покупатель. Мало кто мог себе позволить потратить такие деньжищи на никому не известного художника. И мало у кого был повод потратить их таким образом.
Потрясенный, я поздравил Холлистера с удачной сделкой.
– Спасибо, – ответил он. – Если решишься, присоединяйся, покатаемся.
Я пожелал ему хорошего отдыха и позвонил Тони Векслеру.
Глава шестнадцатая
– А что я должен сказать? Он в него просто влюбился.
Мы договорились встретиться в стейк-хаусе в районе Тридцатых улиц. Сначала Тони ахал и ужасался тем, как меня избили. Почему ты мне не позвонил? А что полиция говорит? Итан, мне это не нравится. Твой отец предпочел бы знать о происходящем. А если бы что похуже случилось? Неужели трудно было позвонить нам? Рука бы отсохла? А если бы тебя машина переехала, ты бы тоже не позвонил? Не позвонил бы. Конечно. Ты бы уже не смог никому позвонить. И т. д. Я вяло отбивался. Ладно, Тони. В следующий раз обязательно позвоню. Конечно-конечно, я тоже надеюсь, что следующего раза не будет.
Тони глянул на Исаака, усевшегося за столик подальше от нас, и спросил:
– А это чудище ты где нашел?
Ту т я накинулся на него с обвинениями. Какого черта он действовал за моей спиной? Тони фыркнул:
– Насколько я знаю, у нас свободный рынок. Мы хотели картину и могли хорошо заплатить. Всех все устраивает, ну мы и купили. На что тебе жаловаться? Из-за нас твой художник существенно подорожал.
– Дело не в этом.
– А в чем тогда?
– Эти рисунки – часть единой композиции, и это единство должно быть восстановлено.
– Тогда зачем ты их продал?
– Я был не прав. – Я попытался разжать челюсти и мило улыбнуться. – Давай я у тебя их выкуплю. Я тебе дам… Не качай головой, ты еще не слышал сколько.
– Что-то мне это напоминает. По-моему, мы с тобой уже вели подобный разговор, только наоборот.
– Я заплачу тебе столько, сколько ты дал Холлистеру, плюс сто тысяч.
Похоже, Тони даже обиделся.
– Ну ты и жмот. Нет, он не собирается ничего продавать.
– Ты его не спрашивал.
– А мне и не надо. Если ты и правда переживаешь насчет целостности полотна… Ведь в этом дело? Ты из-за этого волнуешься? Это для тебя дело принципа?
– Д-да.
– Тогда у меня есть очень красивое решение. Продай нам остальное.
– Тони!
– Продай остальное, и целостность будет восстановлена. – Он сделал глоток воды. – Если для тебя это дело принципа, просто продай – и спи спокойно.
– Ушам своим не верю.
– А что такого?
– Зачем ты это делаешь?
– А что я делаю?
– Ты сам знаешь.
– Не знаю. Объясни.
– Ты меня наебал.
– Фу. Чего ты ругаешься?
– Серьезно, Тони! Как, ты думал, я отреагирую? «Спасибо за отличное предложение»?
– Вообще-то, да. Предложение и правда отличное.
– Говно это, а не предложение. Я не хочу продавать вам рисунки, ясно? Я хочу, чтобы они все были у меня. В этом гораздо больше смысла, чем в твоей затее.
– Насколько я понимаю, результат тот же.
– Нет, не тот же.
– А в чем разница?
– Они будут у вас, а не у меня.
– Но ты ведь торгуешь картинами, нет? Это твоя работа. Продавать картины клиентам.
– Речь не об этом. Ты уже просил меня продать рисунки, и я тебе отказал.
– Тогда, полагаю, переговоры зашли в тупик.
Народу в ресторанчике становилось все больше, звон вилок и ножей нарастал, голова раскалывалась. Исаак вгрызся в большой кусок мяса. Наверное, вид у меня был несчастный, потому что он жестами спросил меня, как дела. Я показал большой палец. Исаак кивнул и вернулся к еде. Под внимательным взглядом Тони я проглотил четыре таблетки ибупрофена (перед обедом было еще четыре).
– Ты как? – спросил он.
– Нормально. – Я потер глаза. – Слушай, мне не только целостность важна. Ту т дело в другом.
Он молчал.
– Объяснять очень долго.
Тони приподнял бровь.
– Нет, правда.
Он молчал.
Я вздохнул:
– Ладно.
Пришлось рассказать ему про убийства.
Я говорил, а он внимательно слушал и глубокомысленно кивал. Когда я закончил, он сказал:
– Я все знаю.
– Что?!