Геноцид
Шрифт:
Он ободряюще улыбнулся плотогону и сделал приглашающий жест рукой.
Таурриммас переступил с ноги на ногу, кашлянул в кулак. Глянул исподлобья на желающих услышать его историю, а может быть, просто так стоящих на причале островитян.
– Да что тут рассказывать-то? – угрюмо вопросил он. И сам же ответил: – Вы все уже слышали. История простая, как рыбацкий крючок. Я собрал рыбью кожу. Много собрал. Так много, что пришлось взять помощника, – Таурриммас указал на сидевшего с закрытыми глазами Чхоппоттуна. – Помощник оказался ненадежным, но это уже другая история. Мне и прежде приходилось иметь дело с плоскоглазыми, и я знал, что при обменах они бывают не чисты на руку. Поэтому, прибыв на место, я потребовал, чтобы тюки с кожей были пересчитаны тут же, на плоту. После этого мы договорились о том, что за каждый тюк плоскоглазые дадут по три двуручные корзины угля, и начали отгрузку товара. Все было честно, все по справедливости. Но, как верно заметил Кумманнис,
– Плоскоглазые забирали свое, – глядя в сторону, уныло произнес Чхоппоттун.
– Уголь я получил в обмен на кожу! – подавшись в его сторону, проорал Таурриммас.
Чхоппоттун никак на это не отреагировал.
– Одним словом, – продолжил Таурриммас, – я был унижен, оскорблен, обманут и, кроме всего прочего, меня пытались ограбить. Как бы вы поступили на моем месте? – Он вытянул руку, призывая любого желающего дать ответ на вопрос. Желающих не нашлось. – Я знаю, что злость – плохой советчик. Но в тот момент я не понимал, что делаю. Я должен был любой ценой остановить плоскоглазых, уносивших мой уголь! Я должен был сделать это не только ради себя, но и во имя всех людей! Потому что в моем лице оскорбление было нанесено всем нам! Всему Квадратному острову! – поймав нужную интонацию, Таурриммас вошел в раж и едва не подпрыгивал на месте. А слушавшие его островитяне перешептывались и одобрительно качали головами. – Справиться с четырьмя плоскоглазыми голыми руками я был не в состоянии. Поэтому я схватил первое, что подвернулось под руку, и ударил того, что находился ближе других. Я готов поклясться, – Таурриммас припечатал ладонь к груди, – что не собирался убивать плоскоглазого. Я хотел только как следует проучить его. Нож в моей руке оказался по чистой случайности. – Пауза. – Кроме того, кто сказал, что плоскоглазый умер? Я лично не видел его мертвым. Готов поспорить, Кумманнис и Чхоппоттун тоже этого не видели. Так о чем разговор? – Таурриммас раскинул руки в стороны и чуть отклонился назад, как будто призывал любого желающего ударить его посильнее в живот. – Скорее всего, я ему только кожу на лбу поцарапал – отсюда и кровь… А плоскоглазые, побросав корзины с углем, утащили своего раненого приятеля в лодку и уплыли. Больше они не появлялись. Я понял, что не получу обещанный мне уголь. А соваться под своды плывущего дерева мне совершенно не хотелось. Плоскоглазые, должно быть, только и ждали, чтобы я заглянул к ним в селение, – наверняка ведь поквитаться со мной хотели. Ну, что тут поделаешь?.. Обидно, конечно: кожу потерял, угля и половины того, что должно, не получил. Ну, да хорошо еще, что живым вернулся. А то ведь… – Таурриммас умолк, не закончив фразу, и с досадой махнул рукой: – А, ладно…
Таурриммас посмотрел на Упаннишшура, давая понять, что закончил рассказ.
– Что ж, – Упаннишшур одернул полу кожаной куртки. – Теперь мне все ясно, – он посмотрел на сограждан. – Надеюсь, всем остальным тоже понятно, что произошло.
– А что, собственно, произошло? – спросил мужчина с рыжеватой, клинышком, бородкой.
– В самом деле, – поддержал его высокий детина, косая сажень в плечах, с глазами навыкате. – Что за беда? – он раскинул руки в стороны, как будто хотел обхватить ими всех находившихся на причале и собрать вместе, как тростинки в вязанку. – Чего мы тут собрались-то?.. А?
Феггаттурис растерянно и, как показалось Рафу, даже немного испуганно посмотрел на лица собравшихся.
– Вы что тут, спятили все? – тихо, полушепотом произнес он. – На Мелководье впервые произошло убийство. А вы считаете, что ничего не случилось?..
– Как мы уже выяснили, об убийстве речь не идет, – перебил альбиноса Упаннишшур. – Никто не видел мертвого плоскоглазого.
– Я его видел! – ткнул себя пальцем в грудь Феггаттурис. – Понял, ты?.. Я видел мертвого плоскоглазого с дыркой во лбу! – Феггаттурис сделал шаг в сторону Упаннишшура и ткнул его пальцем в лоб. – Таурриммас убил плоскоглазого! Тебе это ясно?
Упаннишшур недовольно поджал губы. Ему не нравилось то, как вел себя Феггаттурис. И даже не потому, что альбинос пытался задеть его лично, а потому, что он все делал неправильно. Феггаттурис был излишне эмоционален, излишне порывист, излишне уверен в себе… Эта излишность так и перла из него, создавая атмосферу дискомфорта. Именно поэтому находиться рядом с Феггаттурисом было неприятно. Настолько неприятно, что хотелось бежать. Будь Упаннишшур заурядным обитателем Квадратного острова, он, возможно, именно так и поступил бы. Нет, конечно, он бы не побежал, а развернулся и ушел, сохраняя чувство собственного достоинства. Но положение, что занимал он в общине, обязывало его даже в такой, прямо скажем, крайне неприятной ситуации проявлять выдержку и самообладание, соответствующие… Соответствующие.
– А что ты делал в Тихой заводи? – спросил у альбиноса Упаннишшур. – Между прочим, никто из тех троих, кто рассказывал о происшествии, не упомянул о тебе. – Он посмотрел на свидетелей. – Или я ошибаюсь?
– Не было его в Тихой заводи! – уверенно заявил Таурриммас. – Я увидел его только на третий день после отплытия, когда он нагнал нас и принялся орать со своего плота, что это я, мол, убил плоскоглазого, а потому должен вернуться, чтобы эти лягушата провели объективное дознание и судили меня по своим законам.
– Я ничего не говорил о лягушатах, – вставил Феггаттурис.
– Понятное дело, – с чувством собственного превосходства усмехнулся Таурриммас. – Так называют плоскоглазых только бывалые плотогоны.
– Так называют плоскоглазых надменные олухи! – неожиданно для себя самого заявил во всеуслышание Раф.
Слушавшая разговор публика зашумела. Гомон был настолько неопределенный, настолько лишенный ярко выраженной эмоциональной окраски, что невозможно было понять, какую сторону поддерживают островитяне.
– Тихо! Тихо! – поднял руку над головой Упаннишшур. Голоса тотчас же смолкли. – Мы сейчас обсуждаем не прозвища плоскоглазых.
В наступившей тишине отчетливо прозвучал негромкий голос Виираппана:
– Любопытно, а что мы сейчас обсуждаем?
– Насколько я понимаю, – улыбнулся Упаннишшур, – мы обсуждаем тот факт, что плоскоглазые оказались ненадежными партнерами.
– Да-а? – Виираппан озадаченно почесал бороду. – А я-то думал…
– А раз так, – продолжил свою речь Упаннишшур, – мы должны предпринять какие-то шаги, которые в дальнейшем должны обезопасить наши торговые отношения.
– Таурриммас подсунул плоскоглазым заплесневелую кожу, поэтому они и вернули ее, – сказал Феггаттурис. – В первых двух тюках, что показал плоскоглазым Таурриммас, кожа была хорошая. Очень хорошая. А в остальных – гниль, обернутая сверху кусками новой кожи. И, по-вашему, это справедливый обмен?
– Откуда ты знаешь, что было в моих тюках? – набычился Таурриммас. – Ты не помогал мне их паковать.
– Я помогал плоскоглазым их распаковывать, – ответил Феггаттурис. – И я видел, что за гниль ты им подсунул, обернув сверху двумя-тремя слоями новой кожи.
– Ложь! – Таурриммас крест-накрест взмахнул руками. – Подлая ложь! – Указательный палец – в грудь альбиносу. – Тебя не было в Тихой заводи!
– То, что ты меня не видел, еще не означает того, что меня там не было, – презрительно усмехнулся Феггаттурис. – Я приплыл в Тихую заводь за три недели до тебя. И покинул ее после того, как узнал, что произошло.
– Спросите у Кумманниса! – Таурриммас ткнул пальцем в плотогона. – Он тоже скажет, что не видел Феггаттуриса в Тихой заводи!
– Вы и не могли меня видеть, – Феггаттурис махнул рукой на собиравшегося что-то сказать Кумманниса, и тот так и не произнес ни слова. – Мой плот стоял под сводом плывущего дерева.