Геноцид
Шрифт:
– С чего это вдруг ты его туда загнал?
– Это мое дело.
– Ты уверен, что плоскоглазый умер? – спросил Упаннишшур.
– Я видел труп.
– Полагаю, ты не можешь утверждать, что это именно тот плоскоглазый, с которым повздорил Таурриммас, – Упаннишшур лукаво прищурился и погрозил Феггаттурису пальцем. – Ты не мог этого видеть.
– Для того чтобы получить два, нужно всего лишь к одному прибавить один, – Виираппан улыбнулся и повторил жест Упаннишшура – погрозил ему пальцем. – Кого ты хочешь обмануть, Упаннишшур? Себя? – Он указал рукой на того, к кому обращался. – Меня. – Он показал на себя. – Феггаттуриса. – Жест руки в сторону альбиноса. – Или, – широким круговым движением руки Виираппан обвел всех присутствующих, – вообще всех, кто готов тебя слушать? – Старик сделал шаг вперед и, наклонив голову, с интересом посмотрел на Упаннишшура. – Зачем тебе это? После всего, что мы здесь услышали, всякому здравомыслящему человеку ясно – Таурриммас убил плоскоглазого! И если он сам не желает этого признать…
– Замолчи, старик! – взмахнул руками Таурриммас. Он был похож на птицу, которую подбили камнем, – она падала, но, отчаянно взмахивая крыльями, все еще пыталась выровнять полет. – Я не хочу никого обманывать! Да, я ударил плоскоглазого. Одного из тех, что пытались ограбить меня и в конце концов все же ограбили! Но я не видел его мертвым! Если этот человек, – он указал на Феггаттуриса, но при этом не взглянул на него, – утверждает, что плоскоглазый умер, что ж, – Таурриммас раскинул руки в стороны, – выходит, я его убил. В чем моя вина? Объясните – я не понимаю! Каждый из нас убивает птицу, рыбу или иного морского зверя, когда хочет есть. Когда ему нужна кожа, иглы или панцирь. Я убил плоскоглазого, который хотел украсть мой уголь. Уголь был мой, поскольку я за него заплатил! Скажите мне, разве я не прав?
Обращаясь с вопросом ко всем островитянам, Таурриммас, тем не менее, посмотрел на Упаннишшура. Именно от него плотогон ждал ответа, который все должен был поставить на свои места. Таурриммас почти не сомневался, каков будет этот ответ. И он не ошибся.
– Я не понимаю, почему столько шума поднято из-за какого-то плоскоглазого? – Дабы в полной мере продемонстрировать свое удивление, Упаннишшур пожал плечами, развел руки в стороны, головой покачал, да еще и губы скобкой выгнул. – Не понимаю, – повторил он еще раз, уже без нажима, но и без вопросительных интонаций.
Раф вдруг почувствовал, что ему невыносимо противно смотреть на это случайное собрание, омерзительно слушать циничные, насквозь лживые речи Упаннишшура. У него появилось желание немедленно сесть на плот, распустить парус, уплыть куда-нибудь подальше и больше никогда не возвращаться на Квадратный остров. Забыть о нем. Забыть обо всех его обитателях… А что, он прекрасно проживет и без них. Ну, разве что только Отци будет ему не хватать…
Пожалуй, он так и поступит. Но для начала… Для начала Раф решил забить все гвозди по самую шляпку, чтобы потом не мучиться неопределенностью и не упрекать себя за непродуманное, скоропалительное решение.
– А если бы Таурриммас убил человека? – спросил Раф.
– Эй! – повернувшись в сторону Рафа, Упаннишшур поднял руку и помахал открытой ладонью. – Ты что такое говоришь? Люди не убивают людей!
Упаннишшур перевел взгляд на сгрудившихся возле надстройки островитян, и те дружно закивали.
– В чем разница между человеком и плоскоглазым? – Это снова Раф задал вопрос.
Упаннишшур развел руки в стороны и улыбнулся, как будто увидел перед собой нечто такое, чему не мог подобрать названия. Затем он медленно поднял правую руку и пальцами коснулся груди.
– Я должен отвечать на этот вопрос?
– Мне все равно, – тряхнул головой Раф. – Пусть ответит любой, кто считает, что, убив плоскоглазого, Таурриммас не совершил преступления.
Упаннишшур окинул взглядом островитян и понял, что ни один из них не сможет ответить Рафу так, чтобы не возникло новых вопросов.
– Плоскоглазые, – медленно, даже, может быть, вкрадчиво, словно стараясь успеть оценить реакцию слушателей на каждое произнесенное слово, начал Упаннишшур, – как всем нам хорошо известно, принадлежат к иному биологическому виду. А из того, что они лучше нас приспособлены к жизни на воде, я могу сделать вывод, что плоскоглазые значительно ближе к животному миру, нежели к людям. То есть, это социальные животные, обладающие некоторыми практическими навыками, дающими им преимущество перед другими, более примитивными видами. Но при этом их чисто механические, закрепленные на уровне инстинктов действия ни в коем случае нельзя расценивать, как проявление разума.
Довольный собой, Упаннишшур расправил плечи и выпятил грудь. Он и сам не ожидал, что сумеет так четко и ясно сформулировать самую суть вопроса.
– Так, – Феггаттурис наклонился вперед и звонко хлопнул себя ладонями по коленкам. – Похоже, тут все сошли с ума. – Он произнес это не с осуждением, не с угрозой, скорее с жалостью. – Если никто из вас не удосужился выучить хотя бы два десятка слов из языка плоскоглазых, то это еще не повод для того, чтобы называть их неразумными животными. Любой плотогон, менявшийся с плоскоглазыми товаром, да хоть тот же Таурриммас, подтвердит, что плоскоглазые умеют считать. Они живут в домах, делают тростниковые лодки…
– Птицы тоже вьют гнезда, – ввернул Таурриммас.
– Ага, – насмешливо кивнул Отциваннур. – А еще птицы несут яйца для того, чтобы люди их ели. А плоскоглазые специально для нас уголь добывают.
– Вот! – щелкнул пальцами Феггаттурис. – Что вы все будете делать, если плоскоглазые не станут снабжать вас углем?
– Не надо драматизировать ситуацию, – недовольно поморщившись, помахал рукой Упаннишшур. – На Мелководье никогда ничего не происходит. – Прозвучало это, как заклинание, призванное отогнать злых духов, чьи черные крылья уже хлопали над головой. – Плоскоглазые испокон веков меняли уголь на вяленую рыбу и кожу…
– До тех пор, пока вы не стали подсовывать им гнилую рыбу и заплесневелую кожу, – вставил Феггаттурис.
Упаннишшур словно и не услышал того, что сказал альбинос.
– …Так было и так будет всегда. Ничто не в силах изменить сложившийся порядок вещей.
– В конце концов, – подошел к вопросу с практической стороны Таурриммас, – селение плоскоглазых в Тихой заводи не единственное. Я и сам туда больше никогда не поплыву. После того, как меня обокрали…
– Умолкни, – произнес Феггаттурис негромко.
Но прозвучало это настолько внушительно, что Таурриммас умолк, будто язык проглотил, голову в плечи втянул и даже шаг назад сделал, точно за спину Упаннишшура хотел спрятаться. Что уж он услышал в голосе Феггаттуриса, о том Таурриммас, наверное, никогда никому не расскажет.
– Гниль сырая, – повернувшись спиной к Упаннишшуру с Таурриммасом, альбинос обращался к островитянам, надеясь, что среди них все же есть разумные люди. – Да напрягите же наконец свои мозги. Плоскоглазые – это не рыба, которая все равно идет на нерест, даже если на ее пути каждый год ставят сети и переметы. Они не станут сотрудничать с вами, если вы будете вести себя, как последние поганцы. И не одна только Тихая заводь, а все плоскоглазые Мелководья перестанут снабжать вас углем, если вы не докажите им, что Таурриммас единственный урод среди вас. Если вы хотите, чтобы все оставалось как всегда, – а вы, как я погляжу, только этого и хотите! – вам следует отдать Таурриммаса плоскоглазым, чтобы они могли судить его по своим законам.