Генрих VIII и шесть его жен. Автобиография Генриха VIII с комментариями его шута Уилла Сомерса
Шрифт:
– Встаньте, встаньте! – Я поднял его повелительным жестом. – Где дама?
Я мог называть Бесси этим безликим словом, как все остальные.
– У нее начались роды. Но еще не закончились пока, сир, поскольку первые.
Да, первые обычно длятся дольше всего.
Послушник посторонился; его сменил озабоченный священник.
– Повивальные бабки и наши служки приглядывают за ней, – произнес он. – Они полагают, что вскоре все закончится.
За фразой скрывалось осуждение, и я это понял. Отлично. Я повернулся к нему спиной, показывая, что не желаю более видеть его. Гораздо интереснее любоваться монастырскими угодьями. Окинув их взглядом, я восхитился царившим там порядком, простотой и добротностью. Таким я мечтал видеть мое королевство.
Я хотел было пойти в храм, прямо передо мной возвышалась его серая громада. Но побоялся пропустить рождение ребенка, а кроме того… мной овладело смущение, которое я не могу четко описать. В общем, даже после обряда очищения мне казалось, что предстать сейчас перед алтарем Всевышнего будет неслыханной дерзостью…
Тут из дверей приемной вышел юный послушник.
– Ваше величество! У госпожи Блаунт здоровый сын!
Сын…
– Она зовет вас.
Он улыбнулся. Без всякого осуждения. (Возможно он еще слишком молод? Чересчур близок к источнику искушения?)
– Идемте.
Я прошел за юношей в приемную настоятеля, а затем в дальнюю гостевую келью. Даже мое смущение не помешало мне заметить, как шикарно обставлены монашеские покои.
Ко мне направились повивальная бабка и сиделка, у которой был вид священника, возносящего над алтарем большую гостию.
– Ваш сын, – произнесли они почти в унисон и вручили мне сверток.
Я уставился на ребенка. Господи Иисусе! Его лицо! Точная копия принца Генри…
Мне захотелось осенить себя крестом. Умерший младенец возродился в другом ребенке, который никогда не сможет унаследовать трон… в то время как королева произвела на свет отвратительное чудище.
– Генри, – пробормотал я, видя знакомые черты.
– Генри! – восторженно подхватили все вокруг.
Новорожденный казался таким же крепким и здоровым, каким был его брат. Господь вернул мне сына. Но не королева родила его…
И тут меня пробрала дрожь. Я не мог думать об этом. Я не понимал, что все это означает.
Повитуха поманила меня за собой.
– Ваше величество, пройдите сюда, она ждет.
Я вошел в смежное помещение. Обмытая, надушенная и причесанная Бесси ожидала моего визита. Как ни странно, мне она не показалась красавицей. Притворщица! После родов женщины не должны походить на куртизанок.
– Бесси, – сказал я, подходя к кровати.
Потоки утреннего света лились в окна. В солнечных лучах плясали пылинки. Раздражающе поскрипывали распахнутые рамы, впуская в келью смешанный дурманящий аромат лекарственных трав, растущих в монастырском огороде. Я представил, что пьянею от этого запаха. Мне вдруг отчаянно и неодолимо захотелось спать.
– У нас родился сын, – промолвила она.
– Да. У нас сын. Я видел его, – прошептал я в смятении, чувствуя, как кружится голова. – Он… совершенен…
Какое глупое слово. Избитое и затертое.
– Он похож на вас.
Улыбнувшись, Бесси коснулась моей руки. Наша непристойная страсть воплотилась в красоту младенца. Божьей милостью? Неизвестно. Я пребывал в полнейшем замешательстве.
– Мы дадим ему имя Генри, – сказал я.
– А какова будет его фамилия? – осторожно поинтересовалась она.
– Фицрой. Традиционный способ именования «сына короля».
Губы Бесси снова дрогнули в улыбке.
– Поскольку подобные случаи бывали и прежде, – закончил я, и улыбка стерлась с ее лица.
Младенца выкупали, запеленали и уложили в люльку. Я долго смотрел на него. Меня встревожило его сходство с умершим принцем Генри.
Моя жена родила уродца. А любовница – здорового сына.
Очевидно, Господь посылал мне некую весть. И я не мог не заметить ее ошеломляющей очевидности.
Я провел здесь остаток долгого летнего дня. Бесси уснула и спала молодым здоровым сном. Будто обессиленное животное, которому по природе совершенно чужды муки совести.
Монастырь, небольшой и опрятный, притулился у подножия пологих холмов Эссекса, похожих на застывшие, укрытые зеленым ковром волны. Я прогулялся по конюшням, по большому огородному хозяйству с аккуратными грядками пряных и целебных трав и был изрядно удивлен. Все здесь содержалось в образцовом порядке, словно в общину в любой момент мог явиться Господь и призвать монахов к ответу. Натирая до блеска петли калитки в ограде, отделявшей грядки от большого сада, безвестный брат будто выказывал радушие Спасителю, ибо кто же знал время Его прихода?
Но покои настоятеля я счел чересчур роскошными. Он мог возразить, что это, дескать, придаст монастырю пущей славы. Однако похвалит ли такое радение Христос? Захочет ли Он спать на мягкой перине, если заглянет сюда в числе прочих странников? Тем не менее сам Он, конечно, привечал гостей. И нам заповедовал быть гостеприимными. Потребует ли Он от нас удобную кровать или предпочтет соломенный тюфяк?
Генри Фицроя окрестили в монастырской церкви – изысканном каменном строении с резными украшениями, напоминавшими кружева. При этом присутствовали я и Бесси. Уолси исполнил роль крестного отца, а сестра Бесси Кэтрин и монашка из соседней обители, что в Челмсфорде, стали крестными матерями. Крестильную рубашку прислали из родовых владений Блаунтов в Линкольншире, ее скроила и вышила тамошняя мастерица. Они сложат семейную легенду о Генри Фицрое. Доброта их не пропадет даром, поскольку я мало что мог предложить этому ребенку. Хорошо, что они готовы отдать ему многое.
Я стоял рядом с Бесси, крепко держа ее руку.
– У нас есть сын, – сказал я, – и он связал нас навеки.
– Но не соединил наши сердца, как мне хотелось. О Генри…
Я властно остановил ее. Мне вовсе не хотелось отдавать ей свое сердце, и я не нуждался в ее любви и привязанности. Можно ли полагаться на столь зыбкие понятия?
– Бесси, с вами я провел лучшие часы жизни.
Я коснулся ее волос, чудных и густых.
Да, правда. Все, что было у нас с ней, я вспоминал с радостью. О счастливое прошлое! Если ты обернешься печалью и грехом – пусть. Ведь, несмотря ни на что, у нас родился сын.