Генштаб без тайн (Книга 1)
Шрифт:
Я вспоминал, каким раздраженным поздней осенью 1994 года возвращался на Арбат из Кремля Грачев, а следом за ним расползался по кабинетам слух, что "Ельцин выкручивает Паше руки".
Дальновидный и неспешный начальник Генштаба генерал Колесников хорошо понимал, к чему подталкивает Верховный министра. После того как Михаил Петрович просмотрел доклад, с которым Грачев должен был выступать на Совбезе, в нем появилось несколько фраз о том, что политические методы урегулирования конфликта с Дудаевым еще не исчерпаны. Грачев во время выступления в Кремле сделал акцент на этом.
Но
Есть войны, которые генералы начинают исходя не из объективной военно-стратегической целесообразности, а только потому, чтобы лишний раз продемонстрировать верность "государю".
11 декабря 1994 года, утвердив время "Ч", подневольный генерал Грачев, конечно, не мог и догадываться, что, по указанию Верховного бросая танки к границам непокорной республики, он, по сути, начал операцию по разрушению целостности России.
Роковой приказ министр получил в Кремле...
***
Было холодно, но мерзнуть на морозе все же было легче, чем сидеть в теплом помещении среди плачущих или отупело-молчаливых женщин с красными опухшими глазами.
– Товарищ полковник, не желаете ли для сугреву отведать пайку с кандидатами в покойнички?
– так сказал мне уже заметно захмелевший офицер без знаков различия, протягивая полупустую бутылку с водкой.
И хотя это заманчивое предложение портил грубый армейский цинизм, отказаться не хватило сил: морозный аэродромный ветер прожигал до костей.
Я взял бутылку и приложился. Офицер подал мне надгрызанный соленый огурец и ломоть черного армейского хлеба. Похорошело. Траурные мысли стали потихоньку линять...
Мне было интересно в компании этих людей, называвших себя "челноками". Некоторые уже по второму, а то и по третьему разу улетали на войну. Туда везли здоровых людей, оттуда привозили калек и трупы.
В громких хмельных разговорах "челноков" то и дело мелькали названия чеченских населенных пунктов, наших полков и дивизий. Их темпераментные монологи, густо разукрашенные матюгами, чем-то очень напоминали речи прожженных фронтовиков.
Вдоль и поперек компания крестила начальников, которые отправляли солдат на войну даже без жетонов с личными номерами. Я вспомнил Афганистан, 40-ю армию, командующий которой, Борис Громов, строго-настрого приказывал командирам частей, чтобы их подчиненные всегда имели при себе жетоны. Солдаты делали их из кусков снарядной меди или патронных гильз.
– Ни хрена нас Афган не научил, - громко и зло говорил майор с авиационной кокардой-"капустой" на шапке, зубами открывая очередную бутылку водки.
В разговоре раз за разом звучали названия "горячих точек", где еще до Чечни побывали в смертельных заварухах эти люди в пятнистых камуфляжных бушлатах.
Очередная война для них начиналась здесь, на авиабазе.
Для тех, кого опознавали в ангаре, она уже закончилась.
Отцу погибшего солдата откуда-то из Сибири или Алтая
– Нет больше сыночка моего!!!
Офицеры стояли в растерянности.
Не выходили из зала ожидания только те, кто уже не был способен передвигаться ввиду полного опьянения (тетка с хитрыми и уродливо накрашенными глазами балдела в торговой палатке от радости: ее водочный бизнес сказочно процветал). Крепко набравшись на морозе, офицеры в "переломанном" виде возвращались с холода в теплое помещение. Некоторые шли, держась за стены, как малыши. Рухнув на лавки, засыпали, развалившись в безобразных позах и громко храпя рядом с ревущими женщинами в черных платках.
А те, которые просыпались, снова уходили похмеляться. И здесь все шло по кругу...
Провожающие и встречающие своих начальников холеные штабные генералы и полковники в лаковых туфлях, в фуражках с уродливо задранными тульями и в ладных шинелях, от которых веяло дорогим одеколоном, не обращали внимания на то, что никто из одетых в зимнюю полевую форму командировочных офицеров (и даже солдат) не отдавал им честь, что от них за версту разило густым алкогольным "палом", не обращали внимания и на тех, кто с трудом держались на ногах. "Кандидатам в покойнички" все прощалось.
Дежурный солдат широкой деревянной лопатой соскребал со ступенек зала ожидания блевотину, которую отфонтанировал бравый капитан, безмятежно спящий на заснеженной лавке, - остряки уже успели прозвать ее "вытрезвителем". Он в сонном забытье высоко задрал голову и заливисто храпел. Шапка упала в снег, и я возвратил ее на положенное место. При этом капитан даже не шевельнулся. Мне показалось, что я водрузил шапку на закоченевший труп...
...В тот день прилетел из Чечни мой сослуживец полковник Владимир Бекетов. Он первым из офицеров нашего управления побывал на чеченской войне. Володя был компанейским и веселым человеком. А из Чечни возвратился замкнутым и угрюмым. Мне его с большим трудом удалось разговорить. Бекетов первым передал из-под Грозного в Москву весть о гибели спецкора "Красной звезды" полковника Владимира Житаренко. И его жене пришлось надеть черный платок...
А сколько их, таких же черных платков еще ждало страшных свиданий по городам и весям России?
Черные платки - символ горя.
Уже который год не останавливается конвейер смерти. Приднестровье, Осетия, Таджикистан, Абхазия, Карабах, Чечня, а теперь вот и Дагестан...
Однажды мой друг и духовный наставник отставной полковник Дроздов сказал:
– По-моему, на Государственном флаге России не хватает еще одного черного цвета...
Мудрый Петрович обладал уникальным умением парой фраз затевать офицерские диспуты на политические темы. Вот и сейчас он вкатил в компанию свой пробный шар на счет государственного флага, и опять пошло-поехало. Было ли падение Союза неизбежностью или его к этому подтолкнули? Закономерны или стихийны войны, на которых мы уже положили не один полк своих солдат и офицеров? А гражданских людей - дивизии...