Геолог
Шрифт:
— Пффф. — Питер передал тарелку Бабушке. — Он просто болтун. Кроме того, разве человеку нужен каждый зуб? Я, наверное, могу потерять как минимум шесть, прежде чем твоя бабушка пожалуется.
Он похлопал жену по попе, когда она покачала головой.
— Четыре — это мой максимум, дорогой.
Он засмеялся и снова погладил ее по попе, после чего потянулся за пластиковыми контейнерами. Я отпил глоток вина, наблюдая за тем, как Бабушка, проходя мимо, поцеловала Брайс в макушку. Так повторялось весь вечер. Маленькие знаки нежности в виде прикосновений и слов со стороны
Словно прочитав мои мысли, Бабушка положила руку мне на плечо и легонько сжала его, проходя мимо к холодильнику.
— Гриффин, ты уверен, что наелся?
— Да, конечно, — ответил я. — Еда была очень вкусной, и я благодарен вам за приглашение.
— Разумеется, — Бабушка остановилась на обратном пути и ласково улыбнулась мне, провела рукой по моим волосам, а затем поцеловала в лоб, — ты можешь приходить в любое время, Гриффин.
— Бабуля, — голос Брайс прозвучал мягко, — не для всех язык любви — это прикосновения.
— О боже, — Бабушка бросила на меня смущенный взгляд, — я прошу прощения, Гриффин. Я определенно использую прикосновения как язык любви, но Брайс прав, не все это ценят, и мне следовало бы сначала спросить.
— Я не возражаю, — вырвалось у меня признание прежде, чем я успел подумать о том, чтобы его остановить.
Выражение восторга на лице Бабушки обрадовало меня.
— Значит, прикосновения — это твой язык любви? Потрясающе!
Она снова сжала мое плечо, когда я сказал:
— Ну, наверное? Я никогда об этом не задумывался.
— О, ты должен, — серьезно сказала Бабушка. — Знание языков любви, на которых говоришь ты и твой партнер, даря и получая, очень важно для отношений. Вот, скажем, ты знаешь, что для Брайс язык любви номер один — это прикосновения? Вы двое так похожи, правда?
— Бабушка, — голос Брайс дрогнул от смущения, — хватит, пожалуйста.
— Аннабель, сядь и расслабься, — посоветовал Питер. — Я закончу уборку.
— Спасибо, любимый. — Бабушка села в кресло Питера и улыбнулась мне. — И как часто ты видишь своего брата?
— Не так часто, как хотелось бы, — ответил я. — Мы оба много путешествуем по работе.
— Бен — палеонтолог, если не ошибаюсь? — спросила Бабушка.
— Да. Хотя сейчас он в отпуске. Пишет книгу о новом динозавре, которого он и его команда обнаружили в Альберте, в Канаде.
— Как интересно, — восхитилась Бабушка. — А он тоже живет в Хейвенпорте?
— Да. — О жизни в Хейвенпорте можно было говорить с большой натяжкой. Он снимал номер в гостинице, как и я. Кроме короткого периода, когда мы жили вместе в едва функционирующей квартире, пока получали дипломы, никто из нас не пускал постоянных корней. Да и зачем? Дом не означал для нас ничего, кроме страха и злости. Жизнь в отелях вполне устраивала нас обоих.
«Да? Тогда почему ты весь ужин просидел здесь, испытывая невыразимую зависть к тому, что у Брайс есть бабушка и дедушка?»
Это не зависть. Это…
«Желание. Ты хочешь иметь такой дом, отношения с любящей тебя семьей».
Да, но этого никогда не было. Как бы мы с Беном ни любили друг друга, у нас не имелось ни малейшего представления о том, как быть настоящей семьей.
— Бен возвращался в Уиллоудейл после вашего отъезда? — Голос Бабушки смягчился.
— Нет, и никогда не вернется. — Мне следовало замолчать, но то, как Бабушка внимательно смотрела на меня, заставило выпалить еще больше. — И я бы не вернулся, если бы Арнольд не попросил меня поработать с ним.
Бабушка взяла мою руку.
— Я не виню тебя, золотце. То, через что заставили пройти тебя и твоего брата твои родители… Я знаю, что мы не должны говорить плохо о мертвых, но рада, что они умерли.
— Я тоже, — хрипло признался я.
Она сжала мою руку.
— Мне жаль, что мы не смогли помочь вам с Беном.
— О чем вы? — удивленно спросил я.
— Как только мы узнали о том, что у вас с Беном появились необъяснимые синяки, — взгляд бабушки на несколько секунд переместился на Брайс, а затем снова на меня, — мы пошли к шерифу и потребовали, чтобы он провел расследование. Но он отказался.
Я горько усмехнулся.
— Они с моим отцом были собутыльниками. Он сидел в нашей гребаной гостиной каждую пятницу вечером и напивался с моим ублюдком-стариком.
Я скривился.
— Извините за резкие слова, Бабушка.
Она погладила меня по щеке.
— Ничего страшного, золотце. Я только попрошу тебя положить в банку ругательств доллар, а не два, поскольку ты гость.
Это меня рассмешило, и Бабушка усмехнулась, откинувшись в кресле.
— Я серьезно, Гриффин.
Я достал бумажник и положил на стол две однодолларовые купюры.
— Я честно плачу свои долги, Бабушка.
Брайс засмеялась, а я уставился на нее через стол. Ее волосы все еще были заплетены в косу, но она переоделась в красивое зеленое платье, которое облегало ее грудь и струилось по бедрам. Она была так чертовски красива, что у меня заныло в груди, словно я герой какого-то пошлого романтического фильма.
Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы не потереться членом о ее идеальную попку, когда я помогал ей открыть вино. Подойти к ней так близко, когда рядом находились ее бабушка и дедушка, конечно, дурацкое решение — у меня сразу заныло в животе, — но я не смог удержаться. Брайс выглядела и пахла так чертовски восхитительно, а после сегодняшнего дня единственными моментами, когда я смогу увидеть ее, будут редкие фотографии, которые она выложит в социальные сети.
— Ну что. Кто готов к десерту? — спросил Питер.
Я посмотрел в его сторону, когда Брайс застонала, а Бабушка начала смеяться.
Держа в руках огромную миску хлопьев «Лаки Чармс», Питер ухмылялся как маньяк.
— Гриффин? Готов к десерту?
— Я сяду в тюрьму за то, что убила своего дедушку, — пробурчала Брайс.
Я залился смехом, когда Питер подмигнул Брайс.
— Да ладно, Птичка, это же смешно.
— Не смешно, — проворчала Брайс.
— Смешно, — согласился я.