Геологическая поэма
Шрифт:
Неведомо куда запропавший было Гриша, к счастью, отыскался — он сидел на своей койке и, поставив на колени литровую банку, ложкой ел из нее варенье.
— Гигант! — рявкнул Роман. — Нашлась бабушкина пропажа!
— Где был? — спросил Валентин.
— А эта… ждать пришлось, — запинаясь, отвечал Гриша. — Там какой-то начальник пришел… серебрый мужик… шибко сердитый… Пошто, говорит, чужие кони… Я спрятался…
— Постой, ты выпил, что ли? — Валентин, нагнувшись, заглянул ему в лицо.
Гриша хихикнул. Щеки у него были перемазаны вареньем, глазки веселые и как бы запыленные.
— Ну? — настаивал Валентин.
— Угостили, — Гриша кивком указал за стенку, откуда доносился буйный неразборчивый галдеж. — Прихожу, а они сидят… и пей, говорят…
— Варнаки, мальчишку напоили! — обозлился Валентин, вгорячах упуская из виду, что «мальчишка» этот моложе его всего на каких-то пять-шесть лет.
— А теперь, значит, закусываем? — хохотнул Роман, пригляделся к Гришиной банке и ахнул — Варенье из лепестков розы!.. Да ты гурман, старик! Ты — жуир!
— Не, — отверг Гриша и, зажмурясь, облизал ложку. — Я люблю, когда сладко.
— Так это и я люблю! Но лепестки ложками не жру! — вполне натурально возмущался Роман. — Тем более после водки. На это никаких денег не хватит!..
— Брешешь, — добродушно возразил Гриша, продолжая орудовать ложкой. — Ты из Москвы, а там все начальники, и хорошо зарабатывают…
Тут содержательный разговор был прерван — черт принес неугомонного Вовчика. Он ввалился встрепанный, лицо набрякшее, глаза в красных прожилках.
— А-а! — стоя в дверях, он хитро ухмыльнулся и помахал пальцем. — Все п-понял!.. Мужики, отдайте, что взяли, и все будет по уму.
— Чего тебе надобно, старче? — засмеялся Роман.
— Отдайте! — хмуро озираясь, потребовал Вовчик. — Не вышло у вас и… не вышло… Все! Надо отдавать!.. Не хочешь по-доброму — будем по-худому!..
— Объясни толком, что тебе нужно? — Усилием воли Валентин сдержал раздражение.
— Ч-чемоданчик… маленький такой… Ладно, хрен с ним, берите… забирайте… Но там на дне одна вещь… дорогая память — вот ее отдайте!..
Роману все это казалось страшно забавным. Посмеиваясь, он подошел к насупленному Вовчику.
— Какой был чемоданчик? Какого цвета? — спросил он, явно намереваясь превратить все в шутку.
— А? Черный, а что? — Вовчик перекатил на него налитые злобой глаза.
— Черный? — осклабился Роман. — Ну, так он в бане. Отмывается.
— А-а! — взревел Вовчик и рванул на себе рубаху. — Смеешься, гад!..
Валентин мигом вклинился между ними и, действуя плечом, выдавил Вовчика в кухню. Сзади, дыша в самое ухо, напирал Роман, и раздалось его удивительно-веселое:
— Держите меня трое!..
— Тр-рое?! — зарычал Вовчик. — Да я один тебя! Как бог черепаху!
— Иди спать, — оттеснял его Валентин. — Завтра поговорим, завтра…
— Идешь ты пляшешь! — Роман ни в какую не желал оставаться в долгу.
— Послал! — взвился Вовчик. — Да я ж тебе хавальник порву!.. Ты у меня… бледный вид и тонкую шею!..
Видимо, коль уж человек привык «посылать» и быть «посылаемым», то до родственности знакомые выражения чудятся ему на каждом шагу. И вообще, бедный Вовчик жил, надо думать, в ужасном мире: куда ни глянешь — ни одного человеческого лица, а лишь «хавальники» да «хлеборезки».
Будто только и дожидавшаяся этого момента, в кухню мигом вывалилась вся остальная компания. Впереди, навесив на брови волосы — рыжий. Глаза как у бешеного бара на.
— Кто сказал на кума падла?!
— Я!.. Меня!.. — вытаращившись, Вовчик с неожиданным проворством кинулся на Романа.
Валентин еле успел оттолкнуть москвича в сторону и как бы ненароком подставил ногу — споткнувшись об нее, Вовчик боком врезался в стол и вместе с ним загремел куда-то в угол.
Действуя почти автоматически, Валентин впихнул Романа обратно в комнату, захлопнул дверь и снаружи навалился на нее спиной.
— Что ты мне дуру гонишь! — намеренно грубо заорал он на выбирающегося из-под стола Вовчика. — Какой тебе чемодан! Сказано — спи, завтра разберемся!
«Вот вляпались! — неслось между тем в голове. — Итээровцы устроили в общежитии драку с рабочими! Вот будет скрипу в экспедиции!»
Сзади начал ломиться Роман — не терпелось прийти на помощь. Его тут только не хватало! Пришлось изо всей силы упереться в дверь плечом.
Вовчик между тем поднялся. На него явно подействовал внезапный срыв ровного и спокойного до этого Валентина, и он заколебался. В довершение к нему подскочил Кузя, начал теребить за рукав, торопливо бормоча:
— Вовчик, кончай… слышь, кончай… Брось это дело, плюнь…
У Валентина уже появилась было надежда, что авось на этом дело кончится, но все сломал рыжий. «Сын» неведомого начальника управления кинулся, как тигр, умело выстреливая на лету кулак. Валентин, на стороне которого были все преимущества трезвого человека, без труда перехватил его за запястье и, резко выкручивая, развернул рыжего спиной к себе. Мгновеньем позже, беспорядочно молотя кулаками, навалился приободрившийся Вовчик, и вот тут рыжий весьма пригодился — Валентин ловко заслонился им, так что удары Вовчика не доходили или летели мимо. Роман же продолжал рваться наружу. Ему, видимо, взялся помогать Гриша, но теперь с этой стороны барахтались и всей тяжестью давили на дверь уже трое, за что Валентин мысленно возблагодарил судьбу. Он лихорадочно соображал, что же делать дальше — дать по сопаткам, чтобы долго не могли прочухаться, или утихомиривать расходившиеся страсти как-то иначе, — и в эту секунду уголком глаза засек вдруг давешнего брюнета. Тот подбирался бочком-бочком, обтирая спиной стену. Из-под улыбчиво кривящейся губы подмигивала фикса, в руке блестел нож. Какая-то особенная паскудная вкрадчивость проступала во всей его фигуре. Едва заметив его, Валентин мгновенно определил — этот будет резать, потому что в данной компании этот красавчик за какие-то свои тайные или явные позорные пороки находится на положении презираемого и давно ищет случая отличиться, утвердить себя чем-нибудь этаким. Подобные личности Валентину уже встречались. Как бы вмиг ощетинившейся кожей он ощутил тяжесть и, показалось, даже очертания укромно висящего под курткой нагана. Эх, выдернуть бы его да жахнуть в потолок, но это, конечно, не более чем сладкая мечта. «Придется бить ногой», — с сожалением подумал он. Заметил брюнета с его мясорезом и рыжий. Вне себя от ярости, он захрипел, мотая головой и брызжа слюнями:
— Мочи его, Витёк, мать-перемать!..
Напрягшись, Валентин кинул рыжего с Вовчиком в угол, на многострадальный стол, и снизу, выбросив на всю длину ногу, носком сапога ударил готового «мочить» брюнета по выставленной вперед руке. Нож вылетел, как пуля, пробил верхнюю стеклину окна и пропал в темноте. В следующий момент болезненный и мощный удар дверью отшвырнул Валентина к противоположной стене — в кухню вырвался пылающий боевым азартом Роман с иностранным геологическим молотком в руке, следом за ним вбежал Гриша все с той же банкой отечественного варенья. Одновременно распахнулась дверь с улицы, и на пороге возникла новая фигура — некто невысокий и широкий, будто шкаф.