Георгий Седов
Шрифт:
— Кто, господа, был на премьере в Александринке?..
Отозвался опять-таки один Балакшин.
Минут через двадцать поднялся. Выходя в коридор, сделал глазами знак Балакшину. Тот догнал Седова около библиотеки.
— Ну?.. Как рапорт?
— Принял. Говорил разные приятные слова, но морда кислая, а под конец съязвил… Ну, это неважно. Важно — рапорту дан ход. Самое главное сделано. Отступления нет… А ты как, решил? Идешь со мной?
— Конечно, иду. Но, знаешь, сию минуту сказать бесповоротное «да» я не могу… С женитьбой плохо получается. Надо как-то
— Ну-ну, решай. Место помощника пока за тобой. Только так надо решить, чтоб потом назад не оглядываться. Чтоб было чисто за кормой. Все мысли только вперед. А что там, — Седов показал головой в сторону чертежной, — что-то там без меня говорили?
— Представь, откуда-то узнали про рапорт. Конечно, говорили и про рапорт и про тебя. Не знают, что и я собираюсь… Разное… Чепуха, ты не думай. На всякое чиханье не наздравствуешься. Знаешь, как к нашему брату относятся! Теперь тебе об этом можно не думать.
Георгий Яковлевич пожал плечами.
— Очень мне надо!
Он внезапно схватил приятеля, сильно сжав, чуть приподнял и снова поставил на пол.
— Нет, ясно ли ты понимаешь, что дело начато! Так или иначе, на Север я вырвался! Осознал ли ты это, ну скажи, понял ли все?.. Ведь к полюсу идем!
— Ну, понял.
— Тогда давай ура! Три раза. Шепотком.
Вечером того же дня к Седову зашел ничего не подозревавший художник. Не успел еще раздеться, Георгий Яковлевич огорошил его:
— Кричите «ура», да громче!.. Ну, кричите же, говорю я вам!
— Но, позвольте, в чем…
— После, после! Кричите, потом скажу… Вот так!.. Ну, теперь слушайте. Идем на полюс! Понятно?.. Нет, нет, это не шутки…
И Георгий Яковлевич рассказал о статье в «Новом Времени». Ее уже пишет композитор Иванов. Статья появится завтра. Газета объявит подписку. Принят рапорт об отпуске со службы для достижения полюса.
— Идете со мной? Приглашаю вас первого. Берите и вы отпуск из Академии. Только имейте в виду: без полюса мы не вернемся!
Глава XXV
«ВЫСОКАЯ ПОЛИТИКА»
Балашову представлялось много случаев поговорить с царем о поддержке экспедиции к полюсу. За последние дни не раз приходилось беседовать с государем на дворцовых празднествах, даже за столом. Но Балашов хорошо знал, как не любит Николай портить легкую домашнюю беседу скучным разговором о делах. Больше того, придворные давно заметили, что деловое направление беседы грозит завести в неприятный тупик. Когда речь заходила о чем-нибудь, что может впоследствии потребовать царскую подпись, Николай угрюмо замыкался и, видимо, злился, даже над бровями белело. К тому же разговор мог ни к чему не привести. Случалось, царь забывал свои слова.
По этим соображениям, Балашов решил не торопиться. Он отложил дело до очередной официальной аудиенции.
В день аудиенции он был невольным свидетелем вялого спора между министрами: внутренних дел — Макаровым и морским — Григоровичем. Легкая пикировка министров показала, что и в этом деле не миновать препятствий и интриг. Речь шла как раз о Седове.
Разговор произошел в дворцовом зале в то время, когда группа придворных и министров ждала царского выхода в кабинет.
— Никак ваше высокопревосходительство решили собственным Франклином обзавестись? — скучающе-любезно, с едва уловимым оттенком иронии обратился Макаров к насупленному Григоровичу.
Адмирал неторопливо повернул к соседу голову.
— Не понимаю. Какой Франклин?
— Ну как же, разве не знаете?
— Не знаю. — Григорович пожал плечами. Орлы на адмиральских погонах прыгнули вверх. — У меня нет, слава богу, ни одного Франклина.
— Как нет? А этот, нововременский протеже, как его… капитан Седов? К полюсу собирается…
Адмиральские орлы медленно сели на место.
— Ах, да, читал, читал… Собирается.
— Что же это, с вашего благословения?
— С моего благословения? — повел бровями моряк.
— Я думал, да.
— Ничуть. Я даже не знаю этого офицера.
— А я заинтересовался личностью вашего путешествователя. Велел навести кое-где справки. Был удивлен. Думается, что нововременцы могли бы выбрать кого-нибудь получше. Настоящий и типичный парвеню [20] . Крестьянин, сын рыбака с Азовского моря. Гидрограф, служил раньше в торговом флоте. Написана, говорят, у него брошюрочка — не то чтоб красная, но… с душком. Как же это вы не поинтересовались?
20
Парвеню (франц.) — выскочка.
Григорович развел руками.
— Зачем мне, дорогой? Это частное дело — путешествия. К полюсу, в Сахару, на экватор, к Новой Гвинее — пусть путешествует во здравие. Мне-то какое дело?
— Позвольте с вами не согласиться. Если человек отправляется к полюсу — это уже не частное дело. Нет! Об этом путешествии будут всюду говорить и писать в газетах всего мира. И если оно осуществится на самом деле, то далеко не безразлично, кто пойдет. А для вашего министерства и флота — особенно.
— Почему?
— Ну как же! Полюс теперь — это финиш в скачке с препятствиями, организуемой нациями. Именно — скачки. Разве не так? Хорошо! Для конских скачек мы выпускаем лошадей лучшей крови, с большой родословной.
Макаров помедлил с секунду — привычный прием оратора перед эффектной фразой. И заключил:
— Так почему же, почему здесь, на международных скачках, мы собираемся выпустить для участия в них какого-то худородного офицера, простите, мужика? Как будто нет у нас во флоте блестящих офицеров, кровных дворян…