Гера
Шрифт:
Аня целует бабушку в обе щеки. Берет полупустую дорожную сумку, идет к двери. Потом возвращается и снова целует.
– Я каждую неделю буду приезжать…
– Да, Анечка.
Бабушка плачет, словно прощается с Аней на всю жизнь.
– А Саша как? – спрашивает у Ани.
– Не знаю.
– Поступил?
– Не знаю. У меня своя жизнь. Без Сашки.
Теперь уж точно – своя. Аня знает, что она сильная и справится, что бы ни случилось. Она все сможет перенести.
Попрощалась с родным городом, чтобы никогда в него не возвращаться. Навалились студенческие будни.
Сначала все вспоминалось
Так думает Аня – с высоты своих семнадцати лет и всего случившегося. Ей кажется, что эмоциями легко управлять, а подавлять их – еще легче. Не жалеет, что ушла в ту ночь от Герасимова. Уверена, что ее жизнь без Герасимова – будет целиком и полностью ЕЕ жизнью, в которой она сама добьется всего, чего захочет, самостоятельно.
Она не приезжает на выходные. Тяжело возвращаться домой, словно на место преступления. На новом месте должно начаться что-то лучшее. Но лучшее медлит. И медлит. И медлит.
Для лучшего – не самое подходящее время…
3. ГЕРА
Герасимов не только поступил с легкостью, ему и учиться легко. Ему нравится все: столица, общага, пары, сессии, все предметы без исключения. Он с одинаковым интересом изучает программирование и философию. Он физик и лирик в одном лице. И любая работа ему нравится: он чинит компы и мобильные телефоны, подключает юзеров к Сети и разгружает фуры на овощных базах. Он ест все, что съедобно, пьет все, что горит, не отталкивает ни одну девушку, которая его хочет, но сам – не хочет ничего. Живет и чувствует себя бесплотным, бестелым, полым изнутри, аморфным снаружи. Его жизнь – без всякого стержня. Сам он – флюгер. А в память о том, что закончилось для него вместе с детством, он может сделать только одно – не курить.
Так живет Сашка в столице и не чувствует ни шика, ни легкости столичной жизни. Живет так же, как жил в своей глухой провинции, и занимается тем же, чем занимался дома, только получает за это больше денег. Но смысл для него остался где-то в прошлом, далеко. А на самом деле – уехал его смысл в Донецк и живет там своей собственной жизнью.
Не то чтобы он скучал или грустил ежеминутно, но в восемнадцать лет что-то было уже потеряно – безвозвратно. Что-то померкло.
И ему, и Ане выпало учиться не в самое легкое время: в период после перестройки, в период инфляции, миллионов купонов, мизерной стипендии, хлебных очередей и разгула преступности. И в это время Сашка умудрялся держаться на плаву совершенно самостоятельно. Время словно шло мимо него и не задевало за живое. Уже со второго курса его знакомый, Жорик, работавший охранником в солидной конторе, порекомендовал его системным администратором.
– А чем контора занимается? – поинтересовался Сашка безразлично.
– А хрен их знает, – так же безразлично ответил приятель. – Поставками чего-то куда-то. Как все сейчас. Но они – в шоколаде, эти пацаны.
И Сашка стал работать на эту фирму – подключил и отладил Интернет, внутреннюю сеть, электронную почту. А поставками чего и куда занимаются ребята, так и не понял. Исчезают по очереди. Появляются. Иногда вообще офис пустует. Но новые люди не приходят. Никаких вакансий
Только когда Сашка получил деньги за выполненную работу и решил уходить, его вызвал к себе шеф – молодой парень, лет тридцати, Андрей Громов. Для ребят – Гром, просто.
Просто Гром прищурился и кивнул в сторону необъятного кресла.
– Падай, Гера.
Сашка тогда удивился, что он «Гера». Но то, о чем заговорил Гром, удивило еще больше.
– Значит, ноги делаешь? – спросил тот хмуро.
Сашка заерзал в кресле.
– Так я ведь все сделал. Отладил. Все работает. Мы ж так договаривались.
Гром отмахнулся.
– Брось херню городить. До твоих железок мне дела нет. Ты же не со стороны чел какой-то прибился. Жорик сказал, ты пацан путевый. Че теперь спрыгиваешь? Жить надоело?
– То есть?
– А то и есть, что ты тут все разнюхал и дальше понесешь.
– Да меня не касается это! – оправдался Сашка. – Я свою работу делаю.
– Тормоз ты что ли, Гера? Не может быть «твоей» работы в моей фирме! Бизнес наш раскусил, ну?
– Раскусил, что двойное дно.
Гром кивнул.
– Вот и дальше тебе с нами работать. И нигде больше. Усек? Жорик сказал, что ты снайперил в детстве?
– В детстве…
– Вечное детство хочешь? – ухмыльнулся Гром и тут же успокоил перепуганного Сашку. – Шучу. Но может пригодиться, сам понимаешь. Поставки оружия, тем более, за рубеж – дело рисковое.
– Влип, – констатировал Сашка невесело.
– Брось! – снова оборвал Гром. – Поздно штаны обделывать. Вошел – как по маслу, так и дальше будет. Главное – хорошо просчитывать маршруты. И платить на переправах. Сам видишь, что в стране делается. Все тянут, кто что может. А мы – транспортная фирма, не больше. Просто транспортируем куски оборонного комплекса бывшего Союза.
С тех пор обязанности Сашки переменились. Он отвлекся от компьютерной техники и более тесно соприкоснулся с техникой иного рода. Изучил все в деталях и в действии. Выезжал с Громом на место и проверял партии товара, контролировал погрузку и отслеживал маршруты транспортировок. Однажды даже сам летал в Варшаву – встречать товар и передавать заказчику. Пожалуй, Сашка очень хорошо справлялся. Гром стал доверять ему – все, вплоть до собственной жизни.
Испугавшись только сначала, потом Сашка стал относиться ко всему очень спокойно. Он просто делал свое дело – молча, без эмоций, без лишних движений. Однажды Гром все решил за него, и с годами Сашка убеждался, что это было правильное решение, которое он никогда не принял бы самостоятельно – не хватило бы духу. К окончанию вуза он имел несколько квартир в столице, черную новехонькую «бэху», швейцарский счет с небольшой суммой зеленых денег, шмотки с лейблами европейских фирм и абсолютно пустое и незамутненное никакими сомнениями сознание.
Не очень шикарно, но вполне… вполне. Сашка совершенно не чувствовал риска и ничуть не беспокоился о своей жизни. Хотя рисковал, конечно. И пострелять пришлось. Получилось это глупо. В принципе, убийство и не могло получиться по-другому. Сашка сопровождал фуру до места перегрузки, и посреди трассы тормознули какие-то головорезы. Ночь была, и они просто перекрыли дорогу: Робин-Гуды какого-то местного села.
Сашка вышел.
– Ребята, не пылите. Поделиться нам нечем.
– Неужели?!