Герцог и служанка
Шрифт:
— Вернувшись из Бельгии, я понял, что потерял ее. Считая меня мертвым, она вышла замуж за моего кузена Тристана. Я пытался вернуть ее законными средствами, — он вздохнул, — но этому не суждено было случиться. Мы оба слишком сильно изменились, а вернуться в прошлое невозможно.
— Но как тебе удалось развестись? — прошептала Кейт.
Он прислонился к столбу и посмотрел на улицу.
— Я поговорил с адвокатами, объяснил им, что требуется, и предоставил им полную свободу действий. Чтобы парламент пропустил проект о моем разводе, мой адвокат первым делом подал в суд на Тристана. — Он
— А почему же фарс?
Гаррет невесело улыбнулся:
— От меня не было вестей семь лет, меня официально признали погибшим. Подобный иск против человека, который действовал из самых чистых побуждений, — полнейший абсурд. Однако когда я вернулся в Лондон и брак Софи и Тристана аннулировали… — Он вздохнул. — Они спали вместе, когда Софи была официально моей женой. Нашлись свидетели, и так как Тристан даже не пытался защищаться, он проиграл.
— Но если ты сам считал, что иск не имеет под собой оснований, зачем продвигал это дело?
— Это было необходимо, чтобы Софи, в конце концов, получила желаемое.
— И чего она желала?
— Развода. Хотела быть законной женой Тристана. — Гаррет смотрел прямо перед собой. — Потом я подал в суд на Софи, требуя раздельного проживания с ней — на основании супружеской неверности. Еще один фарс.
— Для того же самого?
Гаррет кивнул:
— Да. И еще для того, чтобы общественность приняла в этом деле сторону Софи и Тристана. Они стали героями истории о потерянной любви, и люди жаждали, чтобы они вновь воссоединились. Суды хотели поскорее отделаться от этого вопроса, и когда я подал петицию в парламент, развод был объявлен очень быстро. Мой билль могли бы и не пропустить — на основании сговора между мной и Софи, — однако никто не стал свидетельствовать об этом. Большая часть членов парламента — друзья Тристана, так что билль пропустили через три недели после подачи. Софи вышла замуж за Тристана во второй раз незадолго до моего отъезда из Лондона.
Кейт вздрогнула. Он не говорил прямо, но это причиняло ему боль.
— Все закончилось, — тихо сказала она.
— Да.
— И мы здесь.
— Да.
Несколько минут они просто молчали, глядя, как солнечные лучи набирают силу и пробиваются сквозь тонкую пелену облаков. В конце концов Гаррет повернулся к Кейт:
— Я тебя тут не оставлю. В Кенилуорте небезопасно для тебя. Твоя мать… — Он умолк, но и без слов было понятно, что он собирался сказать: «Твоя мать винит тебя в смерти Уилли». Или: «Твоя мать совсем спятила». — Здесь опасно. Я хочу, чтобы ты поехала в Колтон-Хаус вместе со мной, хотя бы на время, пока все не устаканится. Я гарантирую, что там ты будешь в безопасности. Понимаю, ты, наверное, презираешь меня за то, что я лгал тебе, — его голос смягчился, — и за то, что случилось с твоим братом.
— Нет. — Кейт покачала головой. — Нет. Я никогда не смогу тебя презирать. Ты, собственно, и не врал мне, ничего не обещал, честно предупредил, что будущего у нас нет. А что до Уилли…
«Он заслужил такую судьбу». Кейт не могла произнести этого вслух, уверенная, что Господь поразит ее громом на месте, но она так думала, и с этим ничего нельзя было поделать.
— Мне жаль, Кейт, — тихо сказал Гаррет. — Жаль, что все так обернулось.
Она склонила голову. Ей тоже было жаль.
Глава 11
Кейт сидела напротив леди Ребекки в карете, которую нанял Гаррет, чтобы добраться до Колтон-Хауса. Они задержались в Кенилуорте еще на целых три дня. Кейт и леди Ребекка все это время провели в гостинице, пытаясь прийти в себя после случившегося, а Гаррет улаживал дела. Он позаботился о долгах Уилли, проследил затем, чтобы одежду и книги леди Ребекки упаковали и приготовили к путешествию, нанял слуг и экипаж для поездки в Йоркшир, сообщил родным Берти о его кончине, организовал похороны Уилли и Берти, снабдил мать Кейт деньгами, пригласил доктора для Реджинальда, послал констеблей арестовать и Джона, и мистера Хейса. Он даже заказал новую пилку для часовщика, мистера Гвинна.
В конце концов они отправились в путь: леди Ребекка и Кейт ехали вместе с Реджи в карете, а Гаррет скакал на лошади рядом. Леди Ребекка и Кейт за весь день едва перекинусь парой слов. Обе глубоко погрузились в раздумья. Все их разговоры вертелись вокруг того, как поудобнее устроить Реджи, у которого от тряски усилился кашель.
Шел второй день путешествия. Кейт, подперев щеку кулаком, смотрела в окно на пейзаж в осенних тонах. Она на слух отличала стук копыт лошади Гаррета и лошадей, тащивших их карету. Знание, что он рядом, успокаивало ее.
Она никогда не призналась бы в этом себе, а тем более Гаррету, но в его присутствии она чувствовала себя в безопасности. Рядом с ним ее сердце колотилось быстрее, а по телу разливалось тепло.
Прошлой ночью, на почтовой станции, он спал в соседней комнате от них. Когда леди Ребекка заснула, Кейт прижала руку к стене и стала представлять себе Гаррета, как он лежит там, с обнаженным бронзовым торсом, лежит так близко…
Сколько Кейт ни старалась занимать мысли чем-нибудь другим, они постоянно возвращались к той ночи в подземелье. Она живо вспоминала ощущение его могучего, сильного тела, как нежно он ласкал ее… Он не просто переспал с ней. Он занимался с ней любовью.
Категорически нельзя допустить, чтобы это повторилось. Кейт вновь и вновь твердила себе, что плотские отношения между представителями их классов всегда очень сложные и неизбежно приносят горе и страдание. Однако это знание ничуть не ослабляло диких желаний, зревших в ней.
Леди Ребекка, сидевшая напротив, глубоко вздохнула:
— Сегодня утром я говорила с Гарретом. О тебе. О твоем будущем с нами.
Кейт взглянула сначала на Реджи, который задремал у нее на коленях, потом на леди Ребекку.
— Я рассказала ему, как добра ты была ко мне в Кенилуорте. — Леди Ребекка вздохнула. — Кейт, ты теперь моя сестра, и это правда. Я была замужем за твоим братом, и это дает тебе определенный статус в обществе, ты понимаешь?
Кейт отвернулась к окну.
— Нет нужды переделывать меня в леди, правда. В любом случае это невозможно. Мать говорила, что я на леди похожа не больше, чем вода на масло.
— И все же она дала тебе образование.
— Она пыталась.