Герцоги налево, князья направо
Шрифт:
— Это правда, — согласилась Поппи и о чем-то задумалась, прикусив нижнюю губу.
Николасу польстило ее согласие.
— Ну а как же насчет тебя самой? — Он усмехнулся. — Ведь и ты теперь принимаешь участие в засекреченном деле. Ты стала другой? Или ты по-прежнему… Поппи?
Она слегка пожала плечами:
— Полагаю, что я все та же. Любопытно, знал ли об этом папа?
— Трудно сказать.
— Но ведь если ты кого-то любишь… разве ты не должен делиться всем с теми, кто тебе близок?
У
— Случается, — с осторожностью заговорил Николас, — что ради того, чтобы уберечь покой близких, ты рассказываешь им не обо всем. Не потому, что ты их не любишь, а именно потому, что любишь.
— Если мама предпочла унести свою тайну в могилу, — сказала Поппи — то мне не пристало открывать ее папе.
— Я согласен.
Они продолжили просмотр папки. Поппи со всем тщанием изучала каждый лист. Окончив чтение, осторожно передавала его Николасу.
— Поистине это моя мать собственной персоной. — В глазах у Поппи появилось выражение тихой гордости. — Я хочу прочитать все до последней строчки. Совершенно очевидно, что она была знатоком в своем деле.
Минутой позже она подняла повыше руку, в которой держала листок бумаги, и широко улыбнулась.
— Та самая! — вскрикнула она. — Расписка, которую мы ищем!
Она вручила листок Николасу, тот взял его и внимательно прочитал текст.
— Выходит так, что леди Дерби и в самом деле оплатила картину, — произнес он. — Однако… не хотелось бы говорить тебе…
— О чем?
Поппи положила руку ему на предплечье и широко раскрыла глаза.
— Теперь, когда мы знаем, что твоя мать работала на секретные службы, эта расписка могла быть фальсифицированным документом, который она привезла в Санкт-Петербург. Для тех, кто стал бы расспрашивать о ее деятельности, расписка послужила бы доказательством лояльности леди Дерби, которая обратилась к Ревнику в числе других заказчиков, не более того. Другими словами… — Николас сделал паузу, уж очень ему не хотелось разочаровывать ее после всей их нелегкой работы. — Картина, наверное, принадлежит секретным службам. Мне очень жаль, Поппи, если это так и есть.
Поппи внимательно пригляделась к расписке.
— Ненавижу секретные службы, — прошептала она. Потом подняла глаза на Драммонда и проговорила с нажимом на каждом слове: — Я уверена, что расписка подлинная. Мама отослала ее почтой в отдел ради безопасности.
— Я же не утверждаю, что она этого не сделала, но…
Поппи выставила вперед ладонь, чтобы заставить Николаса замолчать.
— Мама знала, что Ревник использует портрет для того, чтобы переслать сведения о шпионе, однако она заплатила за картину. И хотела передать ее папе.
Глаза ее вспыхнули ясным, сильным светом.
— Если ты прав, Николас, и мама оставалась мамой и тогда, когда занималась тайной деятельностью, это значит, что, самоотверженно служа правительству, она тем не менее главным образом думала о папе. — Поппи сложила расписку и снова спрятала ее за корсаж. — Я убеждена, что мама и есть тот гений, которому принадлежит идея передать сведения о шпионе посредством портрета. Кто мог предвидеть, что Ревник умрет от черной оспы, а мама скончается от нее же вскоре после него?
Поппи уперлась обеими руками в бока, и глаза ее загорелись зеленым огнем.
— Я не посмел бы спорить с особой, обладающей такой силой убежденности, — проговорил Николас мягко. — Ты уже доказала мне, насколько сильны твои внутренние инстинкты. Так что я ничуть не огорчен этими новыми открытиями, а ты?
— Абсолютно нет. — Поппи распрямила плечи. — Это просто означает, что мне придется еще много поработать до того, как я получу мамин портрет.
— Который я еще должен раздобыть, как ты знаешь.
— Украсть было бы более подходящим словом. — Поппи одарила его ледяным взглядом. Портрет мой. Он не принадлежит правительству, но я останусь верной маминым желаниям и позволю правительству первым взглянуть на него.
Драммонд ухватил ее за руки пониже плеч и притянул к себе.
— Ты черт знает как привлекательна, понятно?
— Это мамино влияние, — со смехом ответила Поппи.
Было не так просто целоваться и смеяться одновременно, однако они с этим справились. Экипаж подкатил к дому номер семнадцать на Клиффорд-стрит как раз в тот момент, когда Николас прильнул с поцелуем к обнаженной груди Поппи и тронул языком нежный сосок.
— Мы становимся чересчур беззастенчивыми, — прошептала Поппи и поспешила натянуть лиф повыше на грудь.
— И тебе это нравится, — сказал Николас.
— Что правда, то правда, — с озорством в голосе подтвердила она.
Когда-нибудь он постарается увезти ее с собой в свое имение в Суссексе. В качестве дуэньи они возьмут тетю Шарлотту, накормят ее хорошим бифштексом и бисквитом, пропитанным бренди, а потом он уведет Поппи на небольшой пикник у ручья, но это будет праздник совсем особого рода…
— Николас!..
Поппи тронула рукой дверь экипажа.
— Я хочу поблагодарить тебя за этот день, — заговорила Поппи почти сухо. — Я никогда его не забуду. Вспомни наш разговор на паруснике. Ты тогда пожаловался, что живешь неправильной жизнью. Помнишь? А сегодня… сегодня я чувствую, что прожила правильный день.
Господи, как она хороша!
Что-то вроде искры пробежало между ними, однако Николас не мог бы определить, что именно.
— До свидания, Николас, — попрощалась Поппи с несколько сдержанной улыбкой.