Гермоген
Шрифт:
— Да, я грозен, но грозен с врагами церкви. Не могу соделать вещи невозможной, не могу безмолвствовать, когда бывает поругаем наш благовенчанный царь.
— Царь, как и Бог, поругаем не бывает, ибо царь — наместник Бога на земле, — строго заметил клирик из митрополичьей свиты.
— Я разумею случай, когда из церкви были изгнаны царёвы слуги, — возразил Феофил.
— Изгоняют бесов, а в церкви были люди, — подал голос Гермоген. — Я не дал этим людям благословения, ибо явились в церковь в ненадлежащем одеянии.
— Он ещё станет указывать предержащей власти, в какие одежды ей облачаться!
И столько
А теперь ещё этот случай с опричниками. Многие из присутствующих на монастырском совете были напуганы и удручены получившим громкую огласку событием в церкви Николы Гостиного. Удивительно ли, что приглашённый на совет воевода Башкин нашёл нужным сказать:
— Священному лицу надлежит покоряться предержащей власти по слову апостольскому, а не противиться ей.
Воевода Башкин, как теперь говорили, «вышел из простого всенародства». Сначала прошёл чиновничью выучку, сидел в дьяках. При Грозном дьяки вошли в силу. Это крапивное семя отличалось изощрённой прижимистостью, умением попирать и теснить и уже тем было угодно царю. Удивительно ли, что многие дьяки становились воеводами, занимая места князей и бояр. Люди без чести и достоинства, такие воеводы становились для народа бичом Божьим. Многие присутствующие на этом совете с удивлением смотрели на Гермогена, когда он стал возражать воеводе:
— Или мы не вправе стали пастырски вразумлять своих прихожан? Войдя в святую обитель, царёвы слуги не перекрестились на иконы, не воздали должного чествования святым иконам. Не могу соделать вещи невозможной, аще гнева Божья на нас боюся, ежели дозволю волка в одежде овечьей пустить в стадо Христово погублять души людские.
— Это царёвы-то слуги — волки? — гневно воскликнул Феофил.
Повисло гнетущее молчание. Все смотрели на владыку, но его строгое замкнутое лицо ничего не выражало. Но вот он поднял глаза и обвёл взглядом собрание:
— Чада мои! Ведомые страстями человеческими, вы забыли, для какой святой цели пришли в эти покои. И ты, настоятель церкви Николы Гостиного, Гермоген, непозволительно удалился от цели беседы и дела сущего. Однако предстоящее заявление было сделано тобой по правде. Воистину так: Матерь Божья явлением своим указала место, обитель, где надлежит поместить Её образ, — в ближней церкви Николы Тульского. Тебе и честь поднять новоявленную икону Владычицы Небесной и перенести в ближнюю обитель. А ставить на том месте монастырь — на то будет Божье соизволение и царская воля.
Присутствующие замерли в изумлении. Гермогену — такая честь?! Но возражать было не принято. Слово владыки непререкаемо.
2
Дорога к церкви Николы Тульского
— Поймай кобеля! Нехай не гавкае!
— Сама-от пошто не поймаешь?
— Чего рот-то раззявил? Перекрестись! Али не видишь — вон наш поп идёт! Он те на проповеди припомнит.
— Какой тебе поп! То — монах!
Отрываясь от дел, погорельцы понемногу пристраивались к необычной процессии — с тайным намерением попросить у Всемилостивой Царицы Небесной помощи и утешения. Колокольный звон над городом, переливаясь разными голосами, укреплял эти надежды, отогревал надломленные суровой судьбой души. Сторонкой брели нищие — в ожидании той минуты, когда начнут раздавать милостыню.
И хотя всех этих людей объединяло желание узреть новую святыню, всяк думал свою думу. И может быть, самой беспокойной была дума Гермогена. Он шёл неподалёку от владыки, и мнилось ему, что владыка сердит на него. И непонятно было, за что владыка оказал ему такую честь — обретение новоявленной иконы? И это после всяких нестроений на совете, виной чему был он, Гермоген! Нет, он не раскаивался в том, что пошёл против самого воеводы. Когда надо было стоять за правду, он не стеснялся никакими светскими отношениями. Молчанием предаётся Бог. Или не молчанием прогневили мы Господа нашего! Ещё менее сожалел он о том, что лишил благословения опричников. Или они христиане? Алчная душа их не знает Бога! Наполняя руки свои имениями и деньгами, ведают ли они о заповедях Христовых? Отчего же смутен Гермоген? Он чувствует, что досадил святому старцу, нарушил его покой.
Между тем митрополит Иеремия вместе с освящённым собором уставно и чинно приблизился к месту, которое ещё недавно было пожарищем, а ныне являет собой временную обитель святой иконы.
Вперёд выдвинулся Гермоген. И сколь же торжественно-величавой была его фигура! Осеняя себя крестным знаменем, он поклонился святому месту, затем упал на колени и сделал несколько поклонов. Произнёс:
— Благослови, Царица Небесная!
Простёр могучие сильные руки и осторожными, но уверенными движениями начал приподнимать святыню. На миг прикрыл веки: такой яркий свет ударил в очи. В сиянии был не только лик Богоматери, но и всё пространство на иконе. Не смея вглядываться в святое изображение, поднял икону перед собой. В толпе послышался робкий благоговейный шёпот.
Всё дальнейшее совершалось по уставу и чину. Первым приложился к иконе владыка. Его суровое лицо смягчилось восторженным умилением. По лицу потекли слёзы. В светлых глазах — доброта и беззащитность смиренного человека. Он произнёс звучным, но слегка надтреснутым от старости голосом:
— О, Пресвятая Матерь Божья! Чем заслужили мы Твой высокий промысел о наших грешных душах? Что подвигло Тебя к сошествию в сей многогрешный град? Прости нас, Всемилостивая, что не вдруг уразумели сие.