Герои 1863 года. За нашу и вашу свободу

Коллектив авторов

Соратники Сераковского, собранные им в Вильно, — Л. Звеждовский, братья Игнаций и Станислав Лясковские, Михал Гейденрейх, Юзеф Галензовский, Дмитрий Базанов, Станислав Олендзский и другие члены революционной организации — были направлены им по уездам в качестве командиров повстанческих отрядов и руководителей повстанческой администрации. Сам Сераковский вместе с И. Лясковским выехал в Ковно 3 (15) апреля. На одном из полустанков Сераковский и его спутники сошли с поезда и на заранее высланной повозке прибыли в столицу Же-майтии. Так произошло превращение офицера генерального штаба, направлявшегося в заграничный отпуск, в командующего повстанческими силами восставшей Литвы. Сераковский стал «Доленга» (в буквальном переводе с польского — «ловкий»).

В Ковно в каком-то заезжем доме Сераковского уже ждал Болеслав Длуский — видный деятель восстания, соратник Калиновского,

незадолго до этого отстраненный группой Гейштора от руководства военными делами за свои чрезмерно демократические взгляды. До рассвета, склонившись над картой, проговорили два повстанца. У Сераковского, что называется, открылись глаза Прежние подозрения подтвердились. Длуский доказал обман Гейштора. Приглашая Сера-ковского, Гейштор хотел его авторитетом прикрыть свои предательские действия по отношению к повстав-цам-демократам. Отстранив путем интриги и вероломства от руководства Калиновского и Длуского, Гейштор столкнулся с противодействием рядовых повстанцев и начальников большинства отрядов, которые и слышать не хотели о подчинении такому заведомому защитнику помещиков, каким был Гейштор. Передавая Сераковскому командный пост, Гейштор хотел, как он сам выразился, спасти край от анархии. Но анархию, то есть полный развал повстанческого руководства, вызвали действия самого Гей-штора и его сторонников. После многочасовой беседы с Длуским Зыгмунт вошел в комнату жены со словами: «Меня обманули, никто и ничто не ждет меня здесь, кроме смерти». Зыгмунт сгоряча решил было даже вернуться в Вильно, чтобы уличить обманщика, но скоро сообразил, что в одиночку будет просто бессилен что-либо предпринять. Он решил не отказываться от поста командующего, но бороться, не считаясь с Гейштором, по собственному плану.

Аполлонию Сераковский отправил в Кейданы, а сам в сопровождении И. Лясковского выехал 5(17) апреля в поневежские леса, куда приказал стягиваться местным отрядам и добровольцам из городов и местечек. В Жемайтии уже полыхало восстание. Антанас Мацкявичюс первым поднял знамя восстания в Литве. Вооруженными отрядами командовали Болеслав Колышко, Болеслав Длуский, Ян Станевич (Писарский) и др. Двум наиболее дисциплинированным и обстрелянным отрядам во главе с опытными командирами Длуским и Писарским Доленга приказал выдвинуться в леса в окрестностях Паланги, куда должна была прибыть морская экспедиция Лапинского, и обеспечить высадку ее участников на берег. В течение многих дней отряды безрезультатно маневрировали у побережья в окружении превосходящих сил карателей, которые тоже ждали прибытия десанта.

Как оказалось, капитан корабля был подкуплен агентами царизма и сорвал экспедицию.

Остальные отряды Сераковский стал концентрировать в Поневежских лесах. Он стремился придать восстанию массовый народный характер, привлечь под повстанческие знамена местное литовское крестьянство. Его отряд быстро рос. В лагерь Долен-ги стекались революционная молодежь и окрестные крестьяне. Но острый недостаток оружия замедлял создание повстанческой армии. 6 (18) апреля в лагерь Сераковского прорвался через сильные заслоны карателей отряд Болеслава Колышки — в прошлом студента Московского университета, поборника русско-польского революционного союза. Его отряд ун^е получил солидную боевую закалку. Даже царские офицеры называли Колышку одним из самых смелых партизан Литвы. Он привел к Сераковскому двести тринадцать опытных воинов. Отряд Колышки вошел в колонну Доленги в качестве самостоятельной боевой единицы под названием Дубисский полк. Вскоре к колонне присоединилась группа Мацкявичюса. Общая численность повстанцев выросла до пятисот бойцов.

В районе роговских лесов Доленга был предупрежден крестьянами о приближении царских войск. Проводник, местный крестьянин, вывел карательный отряд на партизанскую засаду. Казачьи разъезды были пропущены без выстрела. Когда же на греблю, проложенную в болотистом лесу, въехали повозки с пехотой, Доленга подал условный сигнал, и проводник юркнул в кусты. Солдаты, соскочив с повозок, стали отходить, отстреливаясь на ходу, но тут Мацкяви-чюс повел косинеров в атаку. В конечном счете крестьянские косы одолели царские штыки.

Проведя еще несколько удачных боевых операций, колонна Доленги вошла в дремучие леса в окрестностях местечка Оникшты, в местность, известную упорной многолетней борьбой крестьянства. По-видимому, это обстоятельство было принято Доленгой во внимание при выборе места длительной стоянки. Здесь повстанцы задержались около недели. По окрестностям рассылались конные группы, которые ликвидировали царские органы управления, прекращали

работу крестьян на помещичьих полях, вводили в жизнь аграрные декреты повстанцев о наделении мужиков землей. Сам Доленга подолгу беседовал с крестьянами, стекавшимися к его лагерю, разъясняя смысл повстанческих постановлений, обязанности и права восставшего народа.

В лагере под Оникштами Доленга собравшихся воинов (их было свыше двух тысяч) разбил на батальоны и взводы, назначил опытных командиров из своих товарищей по революционным кружкам. Каждый батальон насчитывал около трехсот бойцов, из которых часть была сведена в стрелковые взводы (плутоны), часть в косинерские, где преобладали крестьяне. Именно косинерам Доленга уделил особенное внимание, поставив во главе их лучших командиров. Все эти меры привели к тому, что, по выражению Мацкя-вичюса, Доленга дал действительно ловкое направление литовскому восстанию. В его отрядах вместе сражались петербургские студенты.и ковенские гимназисты, вчерашние офицеры генерального штаба и канцеляристы, крестьяне и знатные аристократы, литовцы и русские, немцы и латыши. С оружием в руках к нему перешла группа драгун во главе с русским солдатом Андреем. Он пал в бою и был похоронен как неизвестный герой.

21 апреля (3 мая) повстанческая разведка принесла весть о приближении к лагерю крупных карательных сил. Передышка окончилась. К этому времени вся Жемайтия была охвачена пламенем народного восстания. Царские генералы забрасывали виленское и петербургское начальство депешами о том, что «шайки мятежников» непомерно растут, что «не только пролетариат, чиновники, но и сельское население стекается к ним», что достаточно в каком-нибудь многолюдном местечке появиться хотя бы пяти «мятежникам», как немедленно будут разгромлены органы полиции и местного управления. «Число войск при сложившихся условиях явно недостаточно, восстание быстро возрастает и грозит сделаться поголовным». Повсюду, по выражению царских чиновников и полицейских, повстанцы «провозглашают низвержение с престола государя императора», «подрывают уверенность жителей в силу и авторитет правительства».

Получая подобные донесения, командующий войсками Виленского округа генерал Назимов решил двинуть в район Оникшт специальную карательную экспедицию в составе гвардейского Финляндского полка, усилив его казачьими эскадронами. Командиру полка генералу Ганецкому были предоставлены широкие полномочия. Он мог присоединять к себе по пути следования, в случае необходимости, встречные воинские колонны. Двинув вперед кавалерийские разъезды и рассадив пехоту на конфискованные у местного населения повозки, Ганецкий форсированным маршем двинулся в Жемайтию. Революционные круги Вильно, узнав о сборах Ганецкого, потребовали от Гейштора послать к Доленге специального курьера с предупреждением. Гейштор послал курьера, но тот «ехал так быстро» и так «отдохнул» в своем имении по пути, что отстал от колонны Ганецкого на несколько переходов. До Сераковского предупреждения друзей благодаря такой «поспешности» шляхетского гонца так и не дошли, тем не менее сложившуюся обстановку Сераковский оценил верно. Он видел концентрацию карательных сил вокруг своих отрядов и решил вывести их из готовящегося окружения.

Покинув лагерь, колонна Доленги широким почтовым трактом двинулась к местечку Свядощь в направлении крепости Динабург. Проходя через людные местечки и деревни, повстанцы демонстрировали населению свою силу, отряд пополнялся добровольцами. Доленг^ стремился ввести в заблуждение царских генералов. Он распустил слух, что идет на штурм фортов Динабурга, и некоторое время действительно шел в сторону мощной крепости. Был ли в какой-то мере реален план овладения крепостью? Да и существовал ли этот замысел? Перед восстанием Сераковский бывал в Динабурге в качестве инспектора военного министра, хорошо знал его укрепления. С двумя тысячами плохо вооруженных воинов напасть на форты -можно было только внезапно, надеясь на восстание в крепостном гарнизоне. Но элемент внезапности в апреле, когда под крепостью уже появлялись повстанцы, отпадал совершенно; на помощь военных революционеров в самом гарнизоне надежда была слишком иллюзорна. Царские генералы позже посмеивались над этой, как им казалось, совершенно фантастической затеей. Но насмешки были не по адресу. Еще в лагере под Оникштами Доленга на военном совете сообщил офицерам отряда, что экспедиция с оружием и офицерами к берегам Литвы не прибыла, и поставил на обсуждение вопрос о марше в Прибалтику. Его план — поднять латышских и эстонских крестьян против немцев-баронов и царизма — был единодушно принят. Марш же по Динабургскому тракту на Свядощь был только отвлекающим маневром.