Герои 1863 года. За нашу и вашу свободу
Шрифт:
Среди других петербургских новостей, которые привез Сераковский, очень важным было известие об окончательном оформлении общероссийской революционной организации — тайного общества «Земля и Воля». Руководящий центр общества назвался Русским центральным народным комитетом, в который вошли А. А. Слепцов, Н. Н. Обручев, Н. И. Утин, В. С. Курочкин, Г. Е. Благосветлов. Хотя существующие кружки очень разнородны по численности, дееспособности и политической окраске, стремление к единству так велико, что «Земля и Воля» уже представляет собой немалую силу.
Беседы с Сераковским помогли Падлевскому уяснить первоочередные задачи ЦНК в создавшейся обстановке. Одна из них, занимавшая и ранее видное место, выдвинулась на первый план в связи с рассказами Сераковского о «Земле и Воле».
Чем более крепли конспиративные
В массах рядовых членов варшавской организации стремление к союзу было так велико, что некоторые деятели умеренного крыла партии красных, выступавшие раньше против сотрудничества с русскими революционерами, теперь вынуждены были либо высказаться за союз, либо помалкивать В ЦНК самыми горячими и последовательными сторонниками русско-польского сотрудничества являлись Падлевский и Шварце, наиболее влиятельным противником — Тиллер. Однако вскоре Тиллер вынужден был изменить свою позицию. В связи с этим ЦНК смог принять решение о необходимости переговоров с русскими революционерами. Сразу же возник целый ряд весьма существенных практических вопросов: с кем именно вступать в переговоры, кого уполномочить для их ведения, а самое главное — какую политическую программу следует отстаивать в ходе переговоров, какие области сотрудничества считать особенно важными.
Сведения, привезенные Сераковским, не оставляли сомнения в том, что переговоры следовало вести с «Землей и Волей». Но Русский центральный комитет только возник и, действуя в подполье, еще не выявил своей программно-тактической линии. Напротив, программа издателей «Колокола» была широко известна и встречала понимание в Польше; между редакцией «Колокола» и партией красных уже имелись личные контакты, в частности через Падлевско-го, ставшего членом ЦНК- Потебня от имени военной организации выразил готовность оформить союзные отношения с партией красных. Но он настаивал на предварительном согласии издателей «Колокола» и на том, чтобы они стали чем-то вроде арбитров во взаимоотношениях партии красных с военной организацией. Все это обусловило решение ЦНК сначала провести переговоры в Лондоне, а потом продолжить их в Петербурге. В долгих и горячих спорах было принято письмо издателям «Колокола», содержащее политическую платформу ЦНК. Для переговоров уполномочили Падлевского и Гиллера. Первый из них представлял позицию левого крыла партии красных, второй был выразителем взглядов и настроений ее правого крыла.
Находясь на легальном положении и имея благовидный предлог для поездки за границу, Гиллер без больших трудностей получил заграничный паспорт. Падлевский прибыл в Варшаву по чужому документу, которым его снабдили друзья в Пруссии. Опасаясь, что для новой поездки этот документ может оказаться непригодным, Падлевский обратился за советом к Шварце, который обладал большим опытом в этой области и имел в подчинении соответствующих специалистов. Шварце нашел документы Падлевского вполне надежными. Однако он счел своим долгом познакомить очень понравившегося ему нового члена ЦНК с «паспортной частью» подведомственной ему канцелярии Комитета. Были извлечены из тайникой' и показаны Падлевскому; набор бланков царских учреждений, факсимильные воспроизведения подписей крупных сановников, коллекция различных сортов гербовой бумаги и многое другое. С особой гордостью Шварце продемонстрировал в действии подвижную печать для скрепления фальшивых паспортов. Она была устроена так, что, переменяя буквы в названии местности, можно было получить тексты, годные для документов из любого населенного пункта в русской части Польши. Сделал эту очень нужную вещь член организации — искуснейший мастер Варшавского монетного двора.
Боясь навлечь на себя подозрения в случае ареста Падлевского, Гиллер уехал раньше его. Он ничего не сказал о своем маршруте и назвал
Задержавшись ненадолго в Кракове, Падлевский поспешил в Париж, желая посоветоваться с находившимся там Сераковским. Он нашел Сераковского у его оренбургского соизгнанника Бронислава Залесного, эмигрировавшего из России.
Из того немногого, что Сераковский смог выска-вать в присутствии непосвященных лиц, была видна его осведомленность о содержании и задачах предстоящих переговоров. У Падлевского создалось даже впечатление, что Сераковский уполномочен заменить Николая Обручева, делегированного на переговоры из Петербурга, но почему-то не сумевшего приехать. Во всяком случае, Сераковский просил Падлевского передать Герцену, что позиция петербургских офицерских кружков совпадает с позицией левицы партии красных и Комитета русских офицеров в Польше.
Несколько раз Сераковский напоминал, что без
последовательного демократического решения крестьянского вопроса невозможны ни освобождение Польши, ни прочный союз между польскими и русскими революционерами. Сожалея, что не может ехать вместе с Падлевским, Сераковский высказывал надежду, что ему еще удастся выбраться и они встретятся в Лондоне.
И вот переговоры идут. Маленький второразрядный пансион для холостяков на тихой окраинной улице английской столицы. В комнате шестеро: Герцен, Огарев, Бакунин, Потебня, Падлевский, Гиллер. Иногда присутствует седьмой — Милёвич, которому было предоставлено лишь право совещательного голоса. «Что сказали бы вы, — вспоминал Герцен пол-года спустя, — если б несколько месяцев тому назад кто-нибудь показал бы вам [...] шесть человек, тихо беседующих возле чайного стола, и прибавил бы: «Вот эти господа решились разрушить равновесие Европы». Тут не было ни Гарибальди, ни Ротшильда. Совсем напротив, это были люди без денег, без связей, люди, заброшенные на чужбину волей, а вдвое того неволей. Один из них только что возвратился из каторжной работы [Гиллер], другой шел туда прямой дорогой [Падлевский], третий сам оставил Сибирь [Бакунин], четвертый бросил свой полк, чтоб не быть палачом друзей [Потебня]».
Открывая дискуссию, Герцен, Огарев, Бакунин подчеркнули, что они считают партию красных самым влиятельным и революционным направлением польского национально-освободительного движения, имеющим право представлять его в целом, что именно поэтому они вступили в переговоры с уполномоченными ЦНК, а не с представителями какой-либо другой польской организации. Потебня присоединился к этой оценке партии красных. Армейские революционеры, заявил он, давно уже сделали выбор и сотрудничают с партией красных не только в Варшаве, но и во многих других местах. Со своей стороны, Падлевский и Гиллер высказали убеждение, что в лице издателей «Колокола» они видят представителей всей революционной России, что с их помощью они надеются не только укрепить уже имеющееся сотрудничество с Комитетом русских офицеров в Польше, но и установить прочные контакты с другими русскими революционными организациями. Таким образом, речь шла, как это понимали обе стороны, не о каких-то частных вопросах, рассматриваемых случайными людьми, но об оформлении русско-польского революционного союза в самом широком смысле этого слова.
Важнейшая задача переговоров заключалась в определении той политической программы, которая могла стать приемлемой основой для сотрудничества русских и польских революционеров. Изложение программы партии красных содержалось в письме ЦНК издателям «Колокола». Когда оно было зачитано, Герцен огласил набиравшийся в Вольной русской типографии ответ издателей «Колокола» на обращение Комитета русских офицеров в Польше. Третьим итоговым документом переговоров был ответ издателей «Колокола» на письмо ЦНК Важнейшие принципиальные положения всех трех документов и являлись, собственно, предметом продолжавшейся несколько дней дискуссии.