Герои без вести не пропадают (Роман. Книга 2)

Кибек Митри Афанасьевич

Не будь ты, братец, столь наивным. Ты забыл мудрую поговорку: «Кто платит, тот и музыку заказывает». Подумай хорошенько, если бы государство содержал на род, а не промышленные и финансовые магнаты, стал бы он посылать себя на фронт, заключать в тюрьмы и концлагеря? Нет, милый мой, и фюрера, и рейхсфюрера [Рейхсфюрер СС – воинское звание Гиммлера], и других руководителей национал–социалистской партии и государства содержат промышленные и финансовые объединения Круппа, Тиссена, Сименса и прочих и прочих; в число прочих можешь включить и наш «Фарбенверке». Они и есть подлинные хозяева Германии. Только от них зависит, кто, и как будет управлять государством. Понял? – спросил Адольф тоном учителя, объясняющего бестолковому ученику азы науки.

Рудольф ответил не сразу. Эту азбучную истину он должен был знать давно, но как–то не обращал на нее внимания,

вернее, игнорировал ее, так как было выгодно и удобно думать, что страной управляет народ, от имени которого он сам и его коллеги творили зло, которое на официальном языке имперских заправил называлось борьбой с врагами нации. Теперь, поразмыслив над словами брата, он понял, что решающее слово при рассмотрении вопросов государственной важности принадлежит банкирам и промышленникам, а фюрер и его министры являются только фигурами на шахматной доске, которые передвигаются Круппами и Тиссенами так, как им заблагорассудится.

– Хорошо! – согласился он с братом. – Но неужели великая Германия только мечта? Неужели проклятые янки, спасая наши капиталы, потребуют от нас отказа! от вековой мечты немцев? Неужели немецкая нация навсегда исчезнет с лица земли, растворившись в массе англосаксов?

Адольф молчал, но хитрая и мстительная улыбка на его лице говорила, что ему известны тайные пружины,! которые сработают в нужное время, чтобы снова возвысить немецкую нацию.

Под большим секретом могу тебе открыть величайшую тайну: немцы были, есть и всегда будут немцами.! Весь вопрос заключается в спасении наших капиталов.! Если янки вытянут нас из той опасной ямы, в которой] мы очутились благодаря недальновидности наших лидеров, то после войны мы удвоим, утроим, учетверим и да–1 же удесятерим эти капиталы. Тогда опять примемся за то дело, которое сорвали нам большевики пришлые и доморощенные. Но тогда уж с русскими будут воевать наши спасители, а не мы сами, ибо они никогда не откажутся без боя от роли спасителей.

А когда же немцы скажут свое решающее слово? – дрожа от нетерпения, почти шепотом спросил младший Иммерман.

Когда русские и американцы в будущей войне окончательно обескровят друг друга. Только об этом ни! кому ни гугу! Пусть наши враги – настоящие и будущие – тешат себя мыслью о том, что им скоро удастся навсегда вычеркнуть Германию из списка великих держав. Наступит время, и она снова будет вершить судьбы народов. А пока нам следует быть паиньками и выполнять требования наших заокеанских врагов, то бишь спасителей.

Ты о Турханове? – спросил Рудольф.

Да. Плохо придется нам, если мы не выполним их требование. Я потеряю свое состояние, а ты – право на убежище в Испании или в Аргентине,– еще раз предупредил брата Адольф Иммерман.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Профессор Вагнер, ученый с мировым именем, никогда не скрывал своего пристального внимания к России ко всему русскому, но никому не говорил, что именно тянет его душу к этой далекой стране и ее народу. Даже самые близкие друзья и родные становились в тупик, когда речь заходила об этой странной черте его характера. «Жена его русская, вот и тянется к ее землякам»,– думали товарищи профессора по социал–демократической партии, в которой Вагнер состоял еще с середины двадцатых годов. Правда, тяга эта ничего общего с подлинной любовью к России не имела, но сам профессор всячески рекламировал ее и на словах, и на деле. Так, например, в тридцатом году он опубликовал серию статей о Советском Союзе в одном из австрийских журналов довольно объективных по содержанию и дружественных по дюну. Такие его статьи, как: «Пятилетний план развития народного хозяйства и проблемы науки в СССР», «Хата–лаборатория в колхозе – очаг науки в советской деревне», «Новые достижения советских селекционеров», и некоторые другие были расценены как ценный вклад в дела установления дружеских связей между народами двух стран. Вагнера дважды приглашали в СССР для ознакомительной поездки по стране, а когда в Вене было жестоко подавлено восстание шуцбундовцев, профессор вместе с сыном и младшей дочерью даже эмигрировал в Советский Союз и почти три года работал в Сельскохозяйственной академии имени Тимирязева. Тогда сеем, кто его знал, казалось, что он щедро делится с советскими учеными своими знаниями и большим опытом в деле исследования некоторых ядовитых растений. Он читал лекции, активно участвовал в работе студенческих научных кружков, выступал на научных конференциях и симпозиумах. Чтобы пополнить свои богатые коллекции лекарственных трав и ядовитых грибов,

которые он собирал на всех пяти континентах мира, дважды выезжал на Украину и в Белоруссию, побывал в Сибири и на Дальнем Востоке, встречался там с местными учеными, знакомился с их трудами, старался завязывать с ними деловые отношения, обещая поделиться всем тем, что имелось в его распоряжении.

В то время, когда отец неутомимо трудился и расширял научные контакты с советскими специалистами, дети его учились – Рихард в МГУ, а Фанни –в_ средней школе. «СССР – наша вторая родина»,– не раз подчеркивали они тогда в своих выступлениях на собраниях советской молодежи. Но когда Гитлер присоединил Австрию к фашистской Германии, семья Вагнера неожиданно покинула «вторую родину» и снова возвратилась в Австрию, где профессор из активного друга превратился в злейшего врага Страны Советов. Правда, такая метаморфоза показалась непонятной только неосведомленным людям, а те, кому следовало знать, давно предвидели подобное превращение. Ведь Вагнер никогда не питал к советскому народу иных чувств, кроме чувства зоологической ненависти. Недаром он еще с двадцатых годов являлся агентом империалистической реакции, а с приходом Гитлера к власти по отношению к Советскому Союзу уже выполнял задания фашистской разведки.

Следует признать: пребывание в СССР не могло пройти бесследно как для профессора, так и для его детей, хотя впечатления у них были весьма разные. Сам Вагнер до этого о научном социализме знал только из книг, а теперь, когда три года прожил среди активных строителей социализма, он с горечью убеждался в том, что социализм может победить не только в России, но и на Западе, если передовые капиталистические страны не примут экстренных мер для предотвращения революции в собственных странах. «Но какая сила может избавить мир от надвигающейся грозной опасности? Только немцы способны противостоять нашествию на Европу современных варваров. И я сделаю все зависящее от меня, чтобы помочь нацистам не только отстоять буржуазный строй на Западе, но и уничтожить социализм в России»,– решил Вагнер.

По совету отца, а вернее по его требованию, Рихард во время пребывания в Советском Союзе строго соблюдал правила поведения, установленные для советских студентов: участвовал в праздничных торжествах, проходя под красным знаменем мимо Мавзолея Ленина в колонне, демонстрантов, выступал на собраниях молодежи, где рассказывал о неприглядной жизни трудящихся в капиталистических странах, работал на субботниках. Как сыну политэмигранта, ему доверили работать руководителем студенческой организации МОПР1. Выполнял он общественную работу внешне спокойно и аккуратно, казалось, даже охотно, но в душе ко всем мероприятиям студенческих организаций относился с прохладцей.

– Гора родила мышь,– сказал он однажды, возвратившись со студенческого субботника. – На нашем участке строительства метро работало более трех тысяч студентов, но триста профессиональных землекопов сделали бы за день больше, если бы им заплатили стоимость трех тысяч французских булок и стольких же штук сосисок, которые нам выдали бесплатно.

1 МОПР – Международная организация помощи борцам революции. Дело не в деньгах, а в добровольном согласии студентов работать бесплатно,– разъяснил отец – Сегодня они бесплатно копали землю, а завтра пойдут бесплатно воевать с врагами пролетариата. Вот где зарыта собака, как они сами говорят в подобных случаях.

Да, воевать они будут,– задумчиво произнес Рихард.

Совсем по–другому восприняла советскую действительность юная Фанни. Все нравилось ей в Москве. Хотя она и не была комсомолкой, но в общественной жизни учащихся средней школы принимала живейшее участие. Успешно окончив восьмой класс, в девятом не сдала своих позиций круглой отличницы, а на следующий год закончила среднюю школу. Товарищи по школе особенно ценили в ней честность и откровенность, учителя – любознательность и жизнерадостность, общительность и исключительную воспитанность. Вдали от родины человек обычно больше привязывается к семье, но, как ни странно, длительное пребывание в СССР нисколько не укрепило в Фанни чувство привязанности ни к отцу, ни к брату, а наоборот, породило первую серьезную трещину в их взаимоотношениях. Как–то одна из школьных подруг сказала: «В школе многие думают, что ты не австрийка, а настоящая русская. Взгляни–ка на себя в зеркало, разве ты не увидишь лица славянки? И говоришь ты по–русски без акцента. Конечно, и твой отец, и брат хорошо знают русский язык, но как заговорят, так за версту видно, что они не русские, а немцы. Отчего бы это? Ты не задумывалась над этим?»