Герои космодесанта
Шрифт:
Громкий и хриплый рев болтеров разнесся по коридору, и культистка тут же была разорвана на части. В результате обстрела гранату подбросило вверх, и раздавшийся за этим взрыв мгновенно обернулся огненным шквалом. Саламандры встретили его спокойно, без колебаний заслонив обезумевших людей своими бронированными телами.
И тут из тьмы, откуда-то сверху, до них донесся топот сотен бегущих ног.
— Боевое построение! — вскричал Кадай.
Из-за поворота туннеля выскочила целая толпа кровожадных культистов. Все расположенные люки, встроенные в потолок и стены туннеля, один за другим вдруг стали распахиваться,
Кадай поднял свой болт-пистолет:
— Саламандры! Спустите на них смерть!
Между тем группа культистов уже подтягивала к месту сражения автопушку. Дак'ир скосил их болтерным огнем прежде, чем они успели установить орудие.
— Ягон! — позвал помощника Цу'ган, перекрикивая грохот перестрелки.
— Атмосфера в норме, сэр! — ответил ему другой Саламандр, прекрасно понимая, чт о у сержанта на уме.
Цу'ган оскалился в хищной улыбке.
— Очистить огнем! — прорычал он, и его спаренный с комбиболтером огнемет взревел на весь туннель.
Жидкий прометий при соединении с воздухом мгновенно воспламенился, и раскаленная волна огня, извергнутая оружием Саламандра, жадно хлынула по коридору.
Шен'кар со своим огнеметом усилил буйство пламени. Культистов буквально стирало с лица реальности: в раскаленном, мерцающем мареве их тела превращались в рассыпающиеся тени!
Длилось это всего секунды. Дым и обугленные трупы — вот все, что осталось, когда пламя наконец утихло. Десятки мятежников были уничтожены; от некоторых не осталось ничего, кроме пепла и костей.
— Ярость огня принесет Саламандрам победу в этой войне! — сказал Фугис, в то время как Астартес вновь собирались разделить свои силы.
Ба'кен, поддерживая апотекария, отдавал распоряжения воинам, которые готовились идти назад к площади Аереона.
Кадай сделал все, чтобы выжившие горожане получили помощь, какую только он мог им предоставить. Если это означало, что его Саламандры вынуждены будут распылить свои силы, значит так тому и быть. Капитан продолжит свое наступление вместе с Цу'ганом, Дак'иром, чемпионом роты Век'шеном и братом-ветераном Шен'каром в качестве своей свиты. Остальные пойдут назад.
— Я уверен в этом, — ответил Фугису Кадай. — Но ценою тысяч жизней. Я лишь надеюсь, старина, что цена эта будет оправданна.
— Может ли вообще подобная цена быть оправданной? — задумчиво произнес Фугис.
Апотекарий говорил уже не о Циррионе. Горькое воспоминание молнией пронеслось в сознании Кадая, но он тут же отогнал его.
— Дайте знать, когда будете на площади Аереона и приступите к очистке атмосферы. До тех пор будем ждать здесь.
Фугис кивнул и выпрямился, хотя это и стоило апотекарию лишних страданий.
— Во имя Вулкана! — громко произнес он, сопроводив свои слова воинским приветствием.
Голос Кадая вторил ему эхом. Капитан ударил ладонью в стальной нагрудник своих доспехов. Бросив на него последний, сочувственный взгляд, апотекарий при помощи Ба'кена отправился в путь. Кадаю было не по себе при мысли о тысячах невинных, остающихся в городе, а также об их полном неведении относительно той ужасной участи, которую капитан собственноручно им уготовил.
— Прости меня,
Аура Иерон стоял посреди площади — каркас без стен. Прежде, как и большинство строений в Циррионе, это было довольно примечательное своей суровой красотой здание, выстроенное из холодного мрамора с серебристыми прожилками. Теперь же это сооружение больше походило на скотобойню. Стены его блестели от крови, которая, стекая, заполнила все трещины в прихотливой мозаике пола. Разбитые колонны выпирали в разные стороны, как внутрь, так и за пределы пробитой внешней стены, делая здание похожим на ощетинившегося шипами ящера. Стоявшие в тенистых нишах статуи были либо обезглавлены, либо замазаны грязью, так, чтобы максимально опоганить их бледное великолепие.
На каменной кладке были наспех намалеваны грубые символы, восхваляющие темный «культ Истины». Залитый кровью черный алтарь возвышался на потрескавшемся помосте в дальней части зала. Несколько стальных балок, вырванных из металлических конструкций «подбрюшья» Цирриона, были притащены в храм, и путь их транспортировки можно было проследить по испорченному мрамору пола. На балках, как подношения богам Хаоса, чернели трупы повешенных — видимо, останки верных Императору жителей Стратоса. Аура Иерон не был больше местом поклонения Императору Человечества, но стал теперь рассадником порчи, куда справлять свои черные мессы приходили лишь пр о клятые.
Разглядывая со стороны инструмент своей злой воли, Нигилан упивался этим осквернением храма.
— Колдун, нам не стоит здесь больше оставаться! У нас уже есть то, за чем мы сюда пришли! — проскрежетал из тени голос, отдающий дымом и пеплом.
— Наша задача состоит из двух частей, Рамлек, — ответил Нигилан резким, царапающим слух голосом. — Мы выполнили только первую часть.
Стоя в затемненном нефе за алтарем храма, отступник окинул взглядом залитую кровью площадь перед Аура Иероном. Затем внимательно посмотрел на Оратора, который своей лицемерной демагогией оболванивал сейчас толпу культистов, попавших под власть его сверхъестественной харизмы. Клеймо, которое Нигилан выжег на теле иерофанта, когда Драконьи Воины месяца три назад высадились на Стратосе, успешно разрасталось. Теперь оно уже распространилось почти на все его лицо. Семя, внедренное колдуном, уже готово было дать всходы.
— Жизнь за жизнь, Рамлек. Ты это знаешь. Гор'ган готов?
— Готов, — проскрипел воин в рогатом шлеме.
Нигилан ухмыльнулся, и застарелые шрамы на его щеке непривычно натянулись. Он редко использовал эти лицевые мышцы.
— Скоро здесь будут наши враги… — прошипел он, и искры психической энергии, слегка потрескивая, пробежали по его сжатому кулаку. — И вот тогда мы наконец отомстим!
Прозрачные, как зеркало, глаза не мигая глядели из-под сводов мавзолея, но в омертвении своем уже не могли ничего увидеть. Крошечные кристаллы льда покрывали губы покойного, скопились и на веках, отчего глаза мертвеца были полуоткрыты, словно тот погрузился в летаргию. Туловище несчастного нелепо выгнулось дугой на холодном камне могильной плиты, а голова безжизненно свисала с ее края.