Герои русского броненосного флота
Шрифт:
Вообще, ведя разговор о трагедии «Орла», необходимо принять во внимание, что первые отечественные броненосные батареи, к которым относились «Кремль» и «Первенец», были практически «невозможными в строю», то есть настолько плохо управлялись, что уже само нахождение их в эскадре создавало обстановку определенного риска. Именно поэтому крайне неуклюжие и тихоходные броненосные корабли не решались именовать броненосцами, а называли батареями, уже самим названием подчеркивая их оборонительный характер. Чрезвычайно рыскливые, они, по образному выражению одного из современников, «вечно шатались словно пьяные, то и дело норовя в кого-нибудь да врезаться». Раз положив руль на один борт, даже совсем немного, батарея получала такое вращательное движение, вернуть из которого ее в краткий промежуток времени уже не было никакой возможности.
При этом если «Кремль» отличался сложностью в управлении, то «Орел» представлял собой старый корабль, и его деревянный корпус был к 1869 году предельно изношен.
Впоследствии капитан 1-го ранга Майдель вспоминал: «Несмотря на то что за исключением 100 человек, команда фрегата “Орел” состояла из рекрут и людей, бывших в первый раз в море, я не заметил между ними ни робости, ни упадка духа, столь свойственных в такую критическую минуту. Все матросы исполняли свою обязанность как бы во время простого учения, без суеты и замешательства».
Как единодушно отмечают очевидцы, Бутаков во время трагедии самообладания не потерял, оставаясь таким же спокойным и сдержанным, как и обычно. Команды он отдавал спокойным голосом. При этом вслух одобрил действия одного из офицеров, который, умело маневрируя на вельботе, вытаскивал плавающих людей под самыми ноками реев тонувшего фрегата.
Благодаря Бутакову за потерю «Олега» никто наказан не был.
А затем в жизни Григория Ивановича произошла новая потеря. Ушел из жизни старший брат Алексей. После многолетних исследований на Арале и Сырдарье он вернулся домой тяжелобольным, с сильной почечной болезнью. Некоторое время служил на кораблях, но затем по здоровью перешел на береговую службу. Алексею Бутакова отличили и контр-адмиральским чином, целой жменей орденов и золотой медалью Лондонского географического общества, но здоровья это ему не вернуло. В конце концов, он лишь формально состоял при командире Петербургского порта, все время проводя в лечебницах, но ничего не помогало. В июне 1869 года Алексей Бутаков умер на курорте Швальбах в Пруссии.
В ту пору Бутаков познакомился и с молодым, но бойким мичманом с монитора «Русалка» Степаном Макаровым. Судьба у Макарова была непростая, сын тюремного надзирателя, едва дослужившегося до прапорщика, он не имел никаких шансов стать флотским офицером. Начинал с низов, со штурманского ученика, и упорно взбирался по служебным ступеням, отчаянно сражаясь за место под солнцем. Благодаря незаурядным способностям и протекции вице-адмирала Попова был произведен в мичманы по исправленной родословной. От других офицеров Макаров отличался неуемной жаждой деятельности и научным складом ума. Впервые Бутаков обратил внимание на юношу после аварии на камнях монитора «Русалка». Тогда Макаров предложил оригинальный парусиновый пластырь для быстрой заделки пробоин. Идея Бутакову понравилась, и он немедленно обязал всех командиров изготовить и иметь на кораблях «пластыри Макарова». Он же ходатайствовал и о внеочередном присвоении безродному мичману лейтенантского чина «за отличие». Когда-то ему протежировали Лазарев и Корнилов, теперь же он сам стремился помочь никому не известному, но талантливому Степану Макарову. Уже в 1871 году при столкновении фрегатов «Адмирал Лазарев» и «Адмирал Спиридов» последний был спасен от гибели только благодаря «пластырю Макарова». Впоследствии, уже сам став адмиралом, Степан Осипович признал: «Началом карьеры… производству в лейтенанты за отличие, я обязан… Г. И. Бутакову, благодаря моим работам по непотопляемости».
В 1871 году Григория Ивановича выбрали почетным членом Санкт-Петербургского яхт-клуба. Это была признательность яхтсменов за преданность вице-адмирала парусу.
В апреле 1872 года у Бутаковых произошло пополнение – родилась дочь Елизавета. Сам же вице-адмирал вовсю занимался устройством электрического освещения на кораблях и установкой противоминных пушек на броненосном фрегате «Петропавловск».
В 1875 году на 84-м году жизни не стало матери. Перед смертью Григорий Иванович успел побывать в Николаеве и в последний раз ее навестить.
В преддверии войны с Турцией Бутаков усиленно ратует за установку хотя бы на нескольких своих кораблях аппарата для автоматической стрельбы поручика Давыдова. Основу эскадры в ту пору составляли броненосец «Петр Великий», броненосные крейсера «Генерал-адмирал» и «Герцог Эдинбургский», плавбатареи и башенные мониторы.
22 февраля 1877 года великий князь Константин собрал весь российский адмиралитет в Мраморном дворце. Опять обсуждали вопрос, в каком направлении развивать флот и какие корабли строить.
Повторилась ситуация предыдущего совещания. Вначале Попов предложил построить для Черноморского флота третью круглую «поповку». Его поддержал великий князь Константин. Затем же выступил Бутаков.
— Я согласен, построить еще одного уродца, – сказал он, – ежели он будет иметь ход 11 узлов и сможет ходить до Константинополя!
— На сегодня нас удовлетворяет и 6 узлов, а все, что будет выше, – прямой выигрыш, – недовольно возразил Константин.
Бутаков вскочил со своего места:
— Пора, наконец, положить конец дурацким поповским экспериментам и строить настоящий боевой крейсерский флот. Чтобы чувствовать себя в безопасности, мы должны иметь на Балтике шестнадцать быстроходных броненосных крейсеров, а на Черном море хотя бы два броненосных крейсера. Что касается самого адмирала Попова, то он сегодня только тормозить российское кораблестроение и чем скорое перестанет им заниматься, тем будет лучше для России.
Попов был вне себя от резкости Бутакова. Оскорбленным чувствовал себя и великий князь.
А Бутаков в довершение своих слов хлопнул об стол папкой:
— Вот здесь мои соображения на строительство современного броненосного флота. Надеюсь, что члены Морского технического комитета непредвзято их рассмотрят!
В записке он предъявил новые претензии своему бывшему другу: «Все корабельные инженеры отодвинуты в своей специальности на далекий задний план, и только юноши, которые слепо подчинялись его требовательности, выдвинуты на первый план. Так что если подобный порядок вещей продолжится, то у нас останутся только слепые исполнители в вопросе науки кораблестроения вместо самостоятельных мыслителей науки этой. Блестящие проекты, пропагандируемы безустанно, можно сказать, на всех перекрестках, и боящиеся света свободной технической критики науки, прикрываясь высоким именем августейшего генерал-адмирала, не суть то, что нужно государству, морские силы которого далеко ниже других».
Это было уже объявление войны не только Попову, а самому великому князю Константину, который отличался завидной злопамятностью. Теперь оставалось лишь ждать ответной реакции.
А Бутаков останавливаться не собирался. На ближайшем совещании в министерстве он вовсю раскритиковал состояние кронштадтских фортов, доказывая на цифрах, что прорвать их не составит сегодня особого труда. Оборону Кронштадта было решено усилить, но отношения вице-адмирала с великим князем стали еще более натянутыми.