Герои Таганрога
Шрифт:
Пазона поддержали и остальные. Они, как всегда, собрались на квартире Нонны Трофимовой. Кроме Пазона, Мещерина, Кузнецова и Нонны, здесь были Анатолий Назаренко, Виталий Мирохин, Рая Капля и Сергей Вайс.
К этому времени по рекомендации Морозова Вайс уже был принят в подпольную организацию. Он прекрасно владел немецким языком, и Василий Афонов поручил ему знакомиться с немцами и выяснять номера частей, в которых те служат.
Вайс начал работать в группе Пазона, но постепенно связывался и с другими подпольными группами.
Смелость и страстность характера, лютая ненависть к фашистам, упорство помогли ему быстро завоевать авторитет среди товарищей. Подпольный центр отметил его незаурядные организаторские способности. Вскоре он стал одним из руководителей городского подполья.
Под руководством Вайса было проведено несколько сложных «идеологических операций». По его настоянию подпольщики связались с русскими «добровольцами», служившими в гитлеровской армии.
Несколько «добровольцев» после бесед с подпольщиками, стремясь искупить свою вину перед Родиной, дезертировали из немецкой армии, предварительно достав для подпольщиков оружие и необходимые для передатчика радиолампы. Шаг этот был рискован, но принес свои плоды.
Любым способом старался Сергей нанести удар ненавистным врагам, обмануть их, перехитрить. В дерзких выдумках и хитроумных планах он был неистощим.
Вскоре по заданию Вайса фельдшер Александр Первеев начал создавать подпольную группу среди медицинских работников первой городской больницы.
Как-то вечером Николай Морозов привел к Василию невысокого коренастого человека.
— Вот, знакомься! С настоящим партизаном к тебе заглянул! Завтра утром уходит обратно в Азов.
Василий посмотрел на гостя.
— Алексей Козин, — представился тот, пожимая Василию руку. — Привет вам от товарища Сахарова.
— Это какой же Сахаров?
— Василь! Неужели не помнишь? Иван Сахаров в двадцать девятом да в тридцатом году был у нас секретарем горкома комсомола. Небось, ты при нем и в комсомол вступал... — сказал Морозов.
— А... Как же, конечно, помню Ивана Трофимовича. А теперь он где?
— У нас в Азове партизанским отрядом командует. Он меня и послал в Таганрог наведаться, а заодно поручил товарища Морозова разыскать. Ему о нем сам Ягупьев рассказывал, секретарь обкома партии, — пояснил Козин.
— Молодец, что нашел Морозова, — обрадовался Василий. — Теперь мы с вами вместе действовать будем. Вы связаны с той стороной?
— Да, у нас связь налажена. Возле вас в Неклиновке еще отряд есть. «Отважный два» называется. Я товарищу Морозову уже рассказывал... Командир отряда просил, если разыщу в Таганроге подполье, непременно о месте встречи договориться. Тогда наши люди к вам приходить будут.
— Сейчас же и договоримся. Вот адрес явки: Перекопский, два. И пароль: «Есть на вашей улице сапожная мастерская? Нужно починить сапоги» И ответ: «На нашей улице нет. Есть на соседней». Запомнил?
— Запомнил. — Козин четко повторил адрес и пароль.
— Ну что ж... мне пора, задерживаться не буду. — Он направился к двери и стал надевать пальто.
— Да, главное дело сделано, — сказал Василий. — Ты передай мой личный привет товарищу Сахарову. Он меня должен помнить... Скажи ему, что теперь с вами мы вдвойне сильнее стали.
— Обязательно передам, товарищ Василий!
— Ну-ка, адрес явочной квартиры еще повтори... — озабоченно попросил Василий.
Козин рассмеялся и снова повторил адрес и пароль.
— Точно. Пусть туда приходят. Чем можно — всегда поможем... А вы нам... Пусть Сахаров о нас на ту сторону сообщит. И этот адрес укажет для связи.
Прощаясь, Козин пообещал вскоре вновь наведаться в Таганрог.
X
Смрадный дым, пепел и гарь от полыхавших станиц носились над выжженной степью. Словно жирные гуси, плыли по небу немецкие бомбардировщики. В клубах густой пыли шли по донским большакам колонны фашистских танков, ползли вереницы румынских обозов, вышагивали нестройные ряды пехотных частей — все это двигалось на восток, наполняя необъятную ширь земли ревом, гомоном, грохотом артиллерии.
В первых рядах наступающей немецкой армии прорывала русскую оборону и 111-я пехотная дивизия генерала Рекнагеля. При форсировании Дона дивизия хоть и понесла значительные потери, но прочно закрепилась на занятом плацдарме и обеспечила дальнейшее продвижение к Волге. За это полковник Рекнагель стал генералом.
По стопам дивизии в потрепанном штабном автобусе катился и Вилли Брандт со своей группой тайной полевой полиции. Однако в немецких частях работать ему почти не приходилось. Дезертирство сейчас было не в моде. Приближая «победоносное» завершение войны, солдаты фюрера рвались в бой, тесня разрозненные дивизии Красной Армии. И Брандт возложил на себя карательные функции в отношении местных жителей.
Он вешал и расстреливал коммунистов, назначал старост, инструктировал предателей, допрашивал военнопленных. Он устал. Устал от нестерпимой жары, от въедливой пыли, от беспрестанного движения к отступающему горизонту, от допросов с пристрастием, от стонов и слез, от гула и скрежета войны.
Потому-то так обрадовался Брандт, когда дивизию генерала Рекнагеля вывели в резерв группы армий и расположили на отдых в районе города Калача. Брандт с наслаждением вдыхал степной аромат нескошенных трав, вспоминал размеренную жизнь в Таганроге и русскую девушку по имени Нонна.
Ему казалось, что до окончания войны уже не так далеко, и он не мог понять русских, которые продолжают бессмысленное сопротивление. Однако вскоре с берега Волги стали поступать неутешительные вести. В Сталинграде немецкая армия наткнулась на стойкую оборону.
На одном из совещаний генерал Рекнагель сообщил офицерам, что бои идут за каждую улицу, за каждый дом. Не называя цифр, он рассказал о больших потерях, которые понесла армия Паулюса.
Ночью дивизия была поднята по тревоге и двинулась к фронту. На окраинах Сталинграда с ходу ее бросили в бой.