Герои Таганрога
Шрифт:
— Хочешь драться с фашистами?
Мусиков покраснел, замялся и пробурчал невнятно:
— Надо подумать.
Но прошло около двух недель, а он все отмалчивался, избегал встреч с Тарариным.
В авторемонтный цех поступили на капитальный ремонт немецкие автомобили. Подпольщики готовились к диверсии. Требовалось окончательно выяснить позицию Мусикова, который мог явиться невольным свидетелем.
Для серьезного разговора с Мусиковым Тарарин пригласил Пазона.
Поздно вечером Пазон и Тарарин пошли в Некрасовский переулок, отыскали дом, где проживал Николай Мусиков, и постучали в дверь.
Мусиков вышел на крыльцо, но, узнав Тарарина, пригласил его в комнату. Пазон остался на улице. Вскоре Тарарин вышел и сообщил Пазону, что сверх ожидания Мусиков охотно дал согласие работать в подпольной организации.
— Он даже клятву подписал. Так что зря беспокоились. Но проверить его не мешает.
Вскоре Мусикову поручили расклеить на Петровской улице листовки «Вести с любимой Родины». Подпольщики проследили, как он выполнил это задание. Листовки были расклеены со всеми мерами предосторожности и точно в указанном месте. Тогда Мусикову доверили и сбор оружия, познакомили его с несколькими подпольщиками, с которыми он должен поддержать связь.
Буквально через несколько дней Мусиков доложил Тарарину, что раздобыл два пистолета и один автомат. Объяснил, что автомат выкрал из немецкого грузовика в Донском переулке, а пистолеты взял из одного дома, где проживали румынские офицеры. В назначенное время он доставил это оружие на квартиру Константина Афонова.
— Один пистолет оставь у себя, — сказал Костя. — Это решение нашей организации. Понапрасну с собой не таскай. Можешь попасть в облаву. Спрячь дома. А на задания будешь ходить с оружием.
Мусиков засунул маленький браунинг в задний карман брюк.
— А на какие задания? — спросил он.
— Придет время, узнаешь.
На том и расстались. А ночью, когда над городом летали советские самолеты, возле ремонтных мастерских завода «Гидропресс» вспыхнул пожар. Сгорело два легковых и пять грузовых автомобилей. Наутро шеф завода зондерфюрер Баусман собрал рабочих. Он требовал найти виновников пожара, угрожал расстрелом заложников, если никто не скажет, чьих рук это дело. Под конец своей грозной речи он пообещал награду тем, кто назовет поджигателей. Но люди молчали. Тарарин не сводил глаз с Николая Мусикова. Тот был спокоен.
Днем началось расследование. К счастью, неподалеку от сгоревших машин немцы нашли небольшую воронку от русской бомбы, которую раньше никто не заметил. Это была единственная воронка на всей огромной территории завода «Гидропресс». И все же немцы поверили, что пожар возник от этой маленькой бомбы.
С этого дня Мусиков не вызывал больше сомнений у подпольного штаба. Вскоре его представили Василию Афонову. Мусиков был командиром Советской Армии, имел боевой опыт, и руководитель таганрогского подполья думал возложить на него командование одной из боевых дружин.
Еще в январе в больницу военнопленных был доставлен летчик-капитан Манин. Всего два километра не дотянул он до линии фронта, посадил пылающий самолет на территорию противника и с опаленным лицом и ожогами на теле попал в плен. В Таганроге фельдшер Первеев оказал ему первую помощь, а через месяц доктор Козубко поставила летчика на ноги.
Некоторое время Манин лежал в одной палате с военнопленным Мусиковым. Когда же того взяла домой Раневская, Манин откровенно сказал аптекарю Сахниашвили:
— Вот бы и мне отсюда выбраться!
— Что, тоже к кому-нибудь пристроиться хочешь?
— Нет. Это не по моей части. Я бы через фронт махнул. Война-то еще не кончилась...
Сахниашвили присел возле кровати, задумался. Потом наклонился над ним и, будто осматривая опаленное лицо летчика, зашептал:
— Есть тут у нас свои люди. Можем помочь бежать. Потерпи немного, к тебе придут.
Через несколько дней Алексея Манина навестила невысокая белокурая девушка.
— Лида! — представилась она. — Мне о вас фельдшер Первеев рассказывал. Вот возьмите. Здесь хлеб и немного сахару.
Алексей положил под подушку маленький сверток, поблагодарил за внимание. Прощаясь, Лида поманила его в коридор. Только там, оставшись наедине, спросила:
— Вы готовы к побегу?
— А когда бежать?
— Хоть завтра.
— Мне бы одежду гражданскую надо. А то у меня и гимнастерка и брюки совсем обгорели. В таком виде в городе показываться опасно.
— Костюм вам на днях принесут. Уйдете в окно, во время обеда, когда в палате никого не будет.
— А как же охрана?
— Этот барак охраняет всего один полицай. Я его отвлеку в это время. Как услышите смех в коридоре, значит, можно бежать. Об этом еще договоримся. А сейчас вот вам план. Названия улиц и ваш маршрут в нем точно указаны. Изучите, чтобы знать на память. Если хотите, вам могут принести пистолет на всякий случай.
— Нет. Оружие ни к чему.
— Тогда до свидания. Костюм вам доставит другая девушка. А я приду перед самым побегом.
Лида помахала рукой и направилась к выходу.
Зажатая в кулаке бумажка со схемой маршрута жгла Манину ладонь. Хотелось скорее взглянуть, что там написано. Но в палате был народ, и он не торопясь прошел в уборную.
Там Манин внимательно разглядел аккуратно вычерченные улицы, переулки; красные стрелки показывали путь, который предстояло ему пройти. На самом берегу Таганрогского залива синим карандашом был очерчен длинный барак, где располагались палаты с ранеными военнопленными.
Связная штаба Мария Кущенко принесла в больницу пиджак и брюки, а медсестра Анна Головченко передала эту одежду летчику Манину. Александр Первеев дал ему справку о том, что он работает фельдшером. Доктор Сармакешьян согласился на первое время укрыть его у себя в доме.
В назначенный день Лидия Лихолетова зашла к Манину перед обеденным перерывом. Все было готово к его побегу. Когда другие военнопленные ушли в столовую, Алексей натянул на себя гражданский костюм и стал ждать. Всего один раз прошел под окном дежуривший полицай, и вот уже из коридора донесся разговор мужчины и женщины. Летчик узнал голос Лиды, а вскоре услышал ее звонкий безудержный смех.