Герой по вызову
Шрифт:
Медвежатники, домушники, карманники… Видимо, Аманулла, как и любой богач, обречен быть их вечной жертвой, даже в городе, который он назвал тихим и спокойным. Ну и понятное дело, этот утренний домушник до смерти перепугался, наступив мне на руку: вместо того, чтобы пуститься наутек точно заяц, он затеял со мной отчаянную драку — как все тот же заяц, загнанный в угол. И дрался этот сукин сын как свирепый хорек, причем ему даже хватило храбрости обозвать меня сукиным сыном. Он все приговаривал: «ах ты сукин сын, ах ты сукин сын…»
Минуточку!
Ведь «сукин сын» — это явно не на пушту. «Сукин сын» отчетливо произносилось по-английски!
Я перевернул сына английской суки на спину, заглянул ему в лицо и понял, что ошибся. Он оказался сыном ирландской суки. Это был мистер… запамятовал… ну, с баркаса. Тут самый, который записался в спецгруппу «вонючих русичей». Парень из графства Мэйо. И как его, черт побери, звать-то? А, ну как же: Дейли!
Он открыл один глаз.
— А я вот стою и вспоминаю, как тебя зовут-то?
— Так и знал, что ты не ирландец, — прохрипел он. — Сразу я это просек, ну вот ты и залопотал, как с детства привык, какой же я осел, что дал себя так облапошить! — Второй глаз открылся. — Ты меня облапошил, — укоризненно заметил он. — Подкрался, втерся в доверие, облапошил и свалил, даже не попрощавшись. Сволочь ты после этого, если хочешь знать!
— Не хочу!
— Что не хочешь?
— Знать не хочу, — резонно сказал я. — И не я подкрался, а ты. На руку мне наступил.
— Жалко, что не сломал!
Мое терпение лопнуло.
— Тебе будет больнее, чем мне! — С этими словами я снова ударил его по башке рукояткой пистолета, после чего он мирно затих. Но не успел я опустить свое орудие мести, как уже понял, что поступил глупо. Приятно ему впендюрить по кумполу, ничего не скажешь. но чего я этим добился? После того, как этот ирландец лег, поверженный, у моих ног, мне надо было либо отправить его обратно к сообщникам с очередной весточкой, либо получить у него какую-то информацию, а не вышибать из него мозги.
Я вошел в дом Амануллы и принялся спешно искать что-нибудь подходящее, чем можно было бы связать того ублюдка. Мне не хотелось отрывать провод от настольной лампы или каким-то иным образом злоупотреблять гостеприимством хозяина, но я так и не смог найти ни веревки, ни провода, которые бы не выполняли в этом доме какую-то важную хозяйственную функцию. Я бросил это занятие и вышел в сад. Дейли все еще валялся без признаков жизни. Обшарив его карманы, я нашел ирландский паспорт на имя Брайена Маккарти и автоматический пистолет 22-го калибра с полным магазином, бумажник, набитый афганскими банкнотами, а также английскими и ирландскими фунтами, пакетик мятных леденцов и пачку презервативов, изготовленных в штате Нью-Джерси. Последние две находки мне были без надобности, и я вернул их владельцу.
Тот все еще не пришел в себя.
Я вынул из его пистолета обойму и зашвырнул ее в заросли тюльпанов. Придется ждать, пока он не очухается, решил я, а там поражу его своим великодушием. Теперь это казалось мне просто необходимым, раз эти сволочи не угомонились. Ясное дело, мне не удалось убедить того тупицу-болгарина с черной бородой, что я не представляю для их спецоперации никакой опасности. Или же, даже если моя контрпропагандистская лекция и имела успех, он просто не смог донести до своих ее основной тезис.
Потому что было совершенно понятно, что Дейли (или Маккарти, или как там его на самом деле) приперся в дом Амануллы не за чашкой сахарного песка для ирландского глинтвейна. Он пришел убить меня, а вероятно, заодно и Амануллу, как лишнего свидетеля.
Значит, они не угомонились. Что, в свою очередь, означало, что за их спиной стоит какая-то могущественная организация, иначе как бы им удалось выследить меня в доме Амануллы и вообще узнать, с кем и где я встречался сегодня в городе. Как бы там ни было, они меня выследили.
Дейли-Маккарти все еще лежал в отключке. Поглядев на него, я подумал, что никогда еще не видел человека в столь глубоком ступоре.
— Очнись, идиот! — начал я его увещевать. — Мне, знаешь ли, надо посетить несколько афганских борделей, а в условиях, когда вы, ослы безмозглые, намылились меня убить, это удовольствие не из приятных! Так что просыпайся и я тебе все еще разок объясню в доходчивой форме.
Я терпеливо ждал. Небо на востоке посветлело, и вдруг из-за горизонта выпрыгнуло солнце. Я вылил на лицо Дейли-Маккарти пригоршню холодной воды. Эффект — ноль. Я заметил, что весь Кабул уже пробудился, и толпы зевак глазели, как я веду беседу с бесчувственным ирландцем на лужайке перед домом Амануллы.
Я повернул голову Дейли вправо, так чтобы солнце ударило ему в глаза, и еще оросил его холодной водой.
Тут Дейли-Маккарти раскрыл глаза.
— Твою мать, — пробубнил он, — ты мне пробил башку.
— Ты сам напросился.
— Я умираю. Мамочки родные, я же умираю!
— Да ничего ты не умираешь!
— Я уже вижу геенну огненную…
— Болван! Это солнце тебе глаза слепит! — Я отвернул его голову влево. — Ну вот, была геенна огненная да вся вышла.
— Таннер!
— О, мозг уже заработал!
— Ты хотел меня убить.
— Желание возникало, — признался я, — но мне хочется доказать тебе свое доброе расположение. Вот!
Я взял его автоматический 22-го калибра за ствол и протянул ему. Он опасливо поглядел на пистолет, потом перевел взгляд на меня, потом обратно на пистолет.
— Это тебе, — сказал я. — Мне он не нужен. У меня уже есть один, который я вчера забрал у твоего однополчанина. Вот, бери, он твой!
Он поднял руку, схватил пистолет, тут же прицелился в меня и нажал на спусковой крючок.