Геймер. Тетралогия
Шрифт:
— Отчего же, отчего же… мы всегда рады дорогим гостям, — засуетился пузан, — только вот сумеем ли угодить господину, бедность-то наша, такая бедность. — Он в страхе бросал быстрые, точно дротики, взоры на голубоглазого князя, отчаянно желая разглядеть его лицо, и одновременно опасаясь, как бы слишком пристальные взгляды не обидели пришлого вельможу. — Вот мой дом — самый большой в деревне, да только для таких высоких господ, поди, все одно, что собачья конура. Еще четыре дома почище освободить велю, милости просим, господа. Только не обессудьте, стыдно, право же, стыдно принимать в такой нищете столь важных господ.
— Ничего страшного. Мы люди привычные, отдохнем немного, голод утолим, в бане искупаемся и дальше по своим делам отправимся. — Ал примиряюще махнул рукой. — Движемся мы в Нагасаки, надеюсь, надолго не стесним вас.
Несколько проворных теток в возрасте поспешили открыть калитку, впуская спешившихся воинов. Деревня и правда была не из процветающих, во всяком случае, Алу приходилось видеть поселения и покрупнее, и поухоженнее, да и дом старосты… м-да…
— Бедность. Бедность наша. А что делать? — Староста продолжал низко кланяться, норовя то и дело заглянуть в глаза Алу, виновато улыбаясь и всякий раз подметая брюхом дорожку.
— Что же общиной не соберетесь да новый дом не отстроите? Да и гостиницу было бы неплохо… — нахмурился идущий рядом с Алом начальник охраны.
— Да была община, только вся вышла. Полдеревни христиане. — Он с опаской покосился на Ала, должно быть, прикидывая, к какой религии может относиться голубоглазый варвар. — Как указ гнать христиан вышел, наш даймё их оставил на свой страх. Оставил, но с одним условием: коли проживать на земле и с нее же питаться хотите — либо отказывайтесь от своего неправильного бога, либо платите в три раза больше, чем остальные. Часть сразу же кресты с себя поснимали, и то верно, кто же такое бремя на себя добровольно возьмет, а часть упорные — мол, мы слово дали, и все тут. Умрем, но не отречемся.
Они подошли к небольшому домику с огороженным садиком, староста заторопился лично открыть перед гостями двери, но его опередила пожилая женщина в летнем кимоно, вышедшая навстречу гостям из дома. Увидав отряд, она чинно опустилась на колени, и ее примеру последовали молодуха в голубой юбке и синей простецкой куртке и юная малышка в грубой крестьянской одежде.
Коротко поклонившись дамам, Ал прошел в дом, за его спиной суетливый староста быстро раздавал указания своим домашним.
— Вот теперь так и живем, в одной деревне церквушка христианская, при ней десятка три прихожан с семьями, и мы. Кабы были все вместе, можно было бы на общие средства и дома подправить, и всякие иные полезные дела сделать, а так… мы как-то живем, они, сам не знаю как, выживают.
— Христианская церковь, говоришь? — Ал сощурился, наблюдая, как женщины накрывают на стол. Должно быть, его людей тоже разместили по домам, обычно он не думал об этом, понимая, что за десятки отвечают десятники.
— Есть церквушка, желаете полюбопытствовать? — Староста сел было перед Алом, но тут же спохватился и вскочил.
— Ничего так не желаю, как забраться в ванну, — доброжелательно отмахнулся от него Ал.
— На что нам церкви, нам бы девок покладистых. Есть девки-то? — Сотник подмигнул девочке, должно быть, дочке хозяина, прислуживающей вместе со старшей сестрой и матерью за столом, но Ал вовремя цыкнул на него.
— Есть девки, как не быть. — Староста вздохнул. — Желаете прямо сейчас или после купания. Вода уже греется, знали бы загодя, что такие гости…
Ночью Ал вышел из дома, с удовольствием потягиваясь и глядя на круглую, точно блин, луну. Ветки большого, еще всего в красных мелких листьях клена казались серебряными, на некоторых листьях поблескивала крупная роса. Бедная деревня спала снами праведников. Это вам не столица, где ночь напролет будут жечь масло в светильниках да трепаться за жизнь, тут жизнь по древним правилам течет, пока солнышко светит — жизнь, скроется — черный омут безжизния. Рассвет — воскресение из мертвых. Ал подошел к калитке, пытаясь углядеть хоть где-то слабый огонек, куда там… лишь полная луна и яркие звезды.
Неожиданно ему почудились шаги, и вскоре Ал различил фигуру в длинных темных одеждах, судя по походке — мужчину, и семенящую в шаге от него женщину. Полная луна прекрасно освещала дорогу, так что путники могли сэкономить на фонарях, что они и делали. Ал застыл на месте, пропуская мимо себя парочку, как вдруг до него ясно донесся чуть заискивающий голос женщины.
— Послушайте меня, отец Марк, да не бегите вы так. Я же не для себя предлагаю. Послушайте. Ведь сынок у меня не рохля, не сопляк какой. Он сын самурая и не трус. Придет час, он все сделает, вы уж не извольте сомневаться. Не подведет мой сынок. Только вот в первый раз прошу, сделайте по моему слову, благословите, чтобы мой мальчик мог после отомстить за свою приемную мать.
— Да виданное ли дело, сестра, что ты у меня просишь? Чтобы я, словно какой-нибудь язычник, благословил тебя на смерть! Да ведь если только ты придешь к нашему даймё и просто назовешь свое имя… Если только скажешь, кто твой сын…
— Благословите, святой отец! Благословите, или пойду без благословения. Потому как мой мальчик только пока такой смирный, пока его настоящая беда не поцеловала, а как только…
— Не могу, сестра Мария, не могу! Ну, что вы хотите со мной делайте, но чтобы я послал на смерть мать самого… — Они остановились, женщина ткнулась лицом в грудь священника, глухо рыдая.
— Благословите, все равно рано или поздно наш душегуб всех вырежет, точно ястреб птенцов неразумных потаскает, но тогда поздно уже будет. В предсказании ясно сказано, завтра и не днем позже. Пропустим, после казнить себя за малодушие станем. Лучше пожертвовать одним человеком, чтобы сын мой после такого известия воспрял духом, пока мы еще в силе, пока нас всех по одному человеку не поубивали, пока наши братья из других общин собрали достаточно оружия и самураи не успели отобрать. Решайтесь, святой отец, сейчас или никогда!
Она резко высвободилась из объятий священника и, стуча деревянными гета, убежала прочь.
— Постойте! Куда вы бежите, сестра Мария, госпожа Марико! Подождите меня!
«Марико!» У Ала сжалось сердце. Повинуясь внезапному порыву, он одним прыжком оказался у калитки и, распахнув ее, успел увидеть лишь спину ускользающей женщины.
Напуганный столь резким появлением, священник отстранился от Ала, хватаясь за сердце и пытаясь прижаться к изгороди.
Наскоро пробормотав извинения, Ал вернулся в садик, чуть не натолкнувшись на старшую дочь хозяина.