Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма

Голохвастов Георгий

«Запад алеет сквозь рощу прозрачную…»

Запад алеет сквозь рощу прозрачную, И розовеют поля. Словно стыдливо готовит земля Юному маю постель первобрачную. Чую я светлого мая прилет: Чувства моложе, мечты дерзновеннее. Страстной истомы волненье весеннее Сердце безумное пьет.

Вестник смерти

Ты любовь схоронила навеки, Но владеешь собой мастерски; Только тень, окружившая веки, Выдает безысходность тоски. Так

на белом бесстрастном конверте, Сберегающем тайну письма, Вестью кем-то оплаканной смерти Безнадежно чернеет кайма.

«В костре трещат сухие сучья…»

В костре трещат сухие сучья, Багровый свет дрожит во тьме, И ткется мысль как ткань паучья: Виденья странные в уме, А в сердце — странные созвучья.

«В тиши пустынной комнаты»

В тиши пустынной комнаты, От праздных глаз вдали, Мы пьем с тобой тайком «на ты», И пенится Аи. — «За дружбу!..» — Но искуственно Звучат слова мои: Твоих горящих уст вино Хмельнее, чем Аи.

«Из бессмертья — к мгновенному…»

Из бессмертья — к мгновенному, От предвечного — к тленному. А чрез смерть — снова к вечности, И чрез тлен — к неизменному.

«Последний луч горит над куполами…»

Последний луч горит над куполами Монастыря, И тишь полей полна колоколами; Чуть веет вечер влажными крылами. Грустит заря. В слезах зари мерцают аметисты И янтари; Колоколов призывы звонко-чисты… Как хороша в закатный час лучистый Печаль зари. Душа горит, полна колоколами, И я парю: Подхваченный незримыми крылами, Я уношусь, всё ввысь над куполами, Туда — в зарю.

«Твердя, что мы, прожив наш век…»

Твердя, что мы, прожив наш век, Уничтожаемся бесследно, Ты, горделивый человек, Беднее гусеницы бедной. Червяк пред смертью вьет кокон, Как ложе сна, и грезит жадно, Что, пресмыкающийся, он Проснется бабочкой нарядной.

Из Гейне («В темном небе летней ночи…»)

В темном небе летней ночи Звезды яркие горят, Как мечтательные очи, Тайно что-то говорят. Их любви язык лучистый Изучить для нужд земли Филологи и лингвисты, Как ни бились, не могли. Мне меж тем не трудно было Говор звезд понять вполне, Потому что глазки милой Словарем служили мне.

Проклятие

Смертельный грех наш в том, что матери родной, Земли, вскормившей нас, мы, дети, постыдились И от ее любви навек отгородились Обманом тысяч лет, как каменной стеной. С рассудочным умом и с волею стальной, В поту, в слезах, в крови, упорно мы трудились, С природой бой

вели, победами гордились, И платим за разрыв ужасною ценой. Наш утонченный быт удобств и наслажденья Поля от нас застлал туманом наважденья, Лесов не слышим мы за грохотом машин: Нас прокляла земля возмездьем отчуждения, И гордый человек, природы властелин, Беспомощный стоит на грани вырожденья.

«Душа еще не охладела…»

Душа еще не охладела: Ее надеждам нет предела, Ее стремленьям нет преград, Пока пред нею песен клад Пустыню нашего удела Преображает в райский сад.

«Он родины лишен. Ее не предал он…»

Он родины лишен. Ее не предал он, И не свершал по ней в душе последней тризны, Но пережил ее; любовь прошла, как сон, В нем сердце не дрожит при имени отчизны. И, сожалений чужд, он без нее не сир, Он большему открыл любовные объятья: Отцовский дом ему — весь вольный Божий мир, Его очаг везде, где люди — люди-братья. Везде, где шепчет бор и шелкова трава, Где ярок трепет звезд и ласков луч закатный, Там, радостный Иван, Непомнящий Родства, Он вместе гость и свой, бродяга перекатный.

Из Гейне («Там пышно цветы расцветают…»)

Там пышно цветы расцветают, Где падают слезы мои; Где вздохи любви моей тают, Там звонко поют соловьи. Люби меня, милая крошка, И эти цветы — все твои, Всю ночь до зари у окошка Тебе будут петь соловьи.

«Ширь полей от звезд лучится…»

Ширь полей от звезд лучится, В перелесках — полумгла; Снег взметая, тройка мчится, И дорога — как стрела. Колокольчик дробно сыплет В ночь свой частый четкий звон, Острый ветер жжет и щиплет; А простор со всех сторон. В даль, всё в даль уносят сани. Сердце радостно в груди: Нет тревоги, нет желаний, Нет и цели впереди. Так и мчался бы всегда я Под напев колокольца Средь седых равнин без края, По дороге без конца.

«Много сердце претерпело…»

Много сердце претерпело Чуждых людям тайных гроз, Много в нем плодов дозрело, Отцвело любимых роз, Много в сердце накипело Боли, горечи и слез Прежде, чем оно запело Песни всем доступных грез.

Из графа Шамиссо («Тайком мы с тобой целовались…»)

Тайком мы с тобой целовались. Не видел никто, лишь из тьмы Нам звезды светло улыбались, — И звездам доверились мы. Но звездочка с неба упала И тайну шепнула реке, А речка — веслу нашептала, Весло же — гребцу в челноке. А тот на ушко, по секрету, Нас выдал своей дорогой. И вот — всему ведомо свету, Что мы целовались с тобой.