Гибель «Кречета»
Шрифт:
Соколов ускорил шаг, пробираясь напрямик сквозь колючий кустарник, больно царапавший лицо и руки. Вот-вот он дойдёт до воды! И вдруг озеро исчезло. Там, где только что рябила, переливаясь на ярком свете, вода, поднимались чахлые деревья мелколесья. И лётчик с ужасом понял, что был во власти миража...
Вот поляна. Что там впереди? Небольшой обрыв. Может быть, склон ведёт к воде? Или опять мираж? Соколов остановился, на две-три секунды закрыл глаза и снова посмотрел вперёд. Нет, это не мираж: впереди ясно выделяется обрыв, а к нему вплотную подходит кустарник. Верный признак, что там протекает ручей.
Напрягая последние силы, человек напрямик ринулся в густой, колючий кустарник. Он не раз оступался, падал и опять поднимался. Временами замирал, стараясь услышать, не журчит ли где ручеёк. Гнус облепил лицо, но лётчик не обращал на это внимания. Хрипло дыша, он упорно пробирался вниз.
В шею что-то больно кольнуло – словно впился и завертелся маленький буравчик. Чуть замедлив шаг, Соколов стал ногтями выколупывать въевшегося в тело клеща. Очень трудно было освободиться от таёжного кровососа. Только когда из ранки брызнула кровь, Соколов извлёк клеща и, с омерзением посмотрев на кровопийцу, с тревогой подумал: «Читал я где-то, что укусы этого гада вызывают тяжёлый недуг – таёжный энцефалит. Только заболеть не хватало!» Но мысль эту он сразу отогнал, поглощённый одним стремлением – поскорее добраться до воды. Он не сошёл, скорей скатился по склону и попал... на небольшую поляну с пожелтевшей от зноя травой. Ни намёка на ручей. И на этот раз – разочарование. Дальше человек идти не мог, он как подкошенный повалился в густую высокую траву.
Ночью загрохотал гром и пошёл проливной дождь. Замшевая рубашка и брюки Соколова насквозь промокли. Он дрожал от холода, но пить хотелось по-прежнему. Почувствовал, как подтекает под него вода. Какая она – чистая или грязная, ему было безразлично. Жадно всасывал он влагу из густой травы.
И снова наступил ясный, жаркий день.
К вечеру он наткнулся на небольшое, продолговатое озерцо, обросшее со всех сторон густым камышом.
Первой мыслью, мелькнувшей у Соколова, было: хорошо бы выкупаться. Но камыш гудел от мошкары. Да и добираться до воды по трясение было трудно и опасно.
Соколов решил обойти лесное озеро – ведь где-то должен впадать в него ручей! Осторожно ставил он ноги в чавкавшую почву. В лунках стояла зеленоватая, остро пахнущая тиной вода. Соколов, морщась, напился противной жижи.
Когда он миновал трясину и ступил на твёрдую землю, из-за кустов выскочила косуля. Увидев человека, она остановилась как вкопанная в пяти шагах от него. Секунду, другую косуля смотрела на Соколова недоумённым взглядом своих красивых лиловых глаз.
Первым опомнился человек: он выхватил финку и молниеносным ловким движением метнул её в животное, не успевшее отпрянуть в сторону. Нож сверкнул на солнце и глубоко врезался в грудь косули. Подпрыгнув, она упала и забилась в предсмертной агонии.
Лётчик подскочил к сучившему ногами сражённому животному, вытащил нож, приник к ране и стал пить горячую, солоноватую кровь. Оторвавшись, он почувствовал резкий прилив энергии и начал свежевать добычу... Как хорошо, что рука не подвела, глаз не изменил!
Соколов добыл огонь и развёл костёр. Отрезал небольшой кусок мяса и поджарил его на деревянном вертеле.
Чтобы запас мяса не так быстро испортился, Соколов решил по кускам поджарить всю косулю. Запах жареного распространился по лесу. Из-за кустов выглянула лиса. Он швырнул головешку и прогнал её.
Когда Соколов закончил свою «стряпню», сумерки уже опустились на тайгу. Он решил заночевать здесь же на поляне, где ему так повезло, подбросил хвороста в костёр и сытно поужинал «шашлыком». Но ему не спалось.
Наплыли воспоминания. Вот он в большом шатре бродячего цирка, завернувшего на неделю в родной городок на Волге. Юрка Соколов не пропускает ни одного представления. Он восхищён искусством Бизони, как зовут смуглого циркача – мастера на все руки. Бизони выступает на арене и как акробат, и как фокусник, но Юрке больше всего нравится, как он метает кинжалы. К ярко раскрашенному щиту ставят девушку, и под тревожную дробь барабана артист с поразительной ловкостью бросает ножи. Они вонзаются вокруг его партнёрши в такой страшной близости к телу, что при каждом броске публика вздрагивает, а когда стальное лезвие вклинивается в деревянный щит, раздаётся вздох облегчения и взрыв аплодисментов. Юрке посчастливилось познакомиться с Бизони, оказавшимся не итальянцем, как это можно было предположить по его звучной фамилии, а одесситом, и не Альфонсо, а Афанасием.
Он показал своему юному поклоннику кое-какие приёмы метания ножей, и сынишка фельдшера городской больницы решил обязательно стать циркачом. Цирк уехал, о нём уже все забыли; все, кроме Юрия Соколова. На огороде позади больницы мальчик поставил щит с мишенью, обзавёлся ножами и начал тренироваться.
В начале гражданской войны в небе над городом появились самолёты, а на улицах – лётчики. Одного из них ребята затащили в школу. Красный военлёт в кожаной куртке с бархатным воротничком пленил мальчишек. Лётчик рассказал школьникам о самолётах и закончил беседу такими словами: «Для того, чтобы летать, нужно быть здоровым и крепким, иметь верный глаз».
Ребята, окружив лётчика, вышли с ним на улицу. Товарищи уговорили «чемпиона» Соколова показать своё искусство. Юра не заставил себя долго упрашивать. Он мелом начертил на заборе круг, отмерил десять шагов и метнул складной остро отточенный нож, с которым никогда не расставался. Он бросал пять раз, и лезвие точно вонзалось в центр круга. Лётчик похвалил:
– Ну, парень, захочешь стать лётчиком, глаз и рука тебя не подведут, хорошо будешь летать.
С этой минуты мечта о цирке сменилась мечтой о небе.
Соколову удалось осуществить свою мечту. Его приняли в военно-лётную школу. Он летал в Средней Азии, участвовал в ликвидации банд басмачей. Уже командиром эскадрильи воевал на Халхин-Голе.
...Он вспомнил льды Арктики, где однажды летом разведывал с воздуха пути для караванов морских судов; сложные, рискованные испытания новых самолётов и рекордные перелёты, которые принесли ему славу чемпиона синих высот. Но полюбившийся ему редкий вид спортивных упражнений – метание ножей в цель – он никогда не забывал и в свободную минуту удивлял своим искусством то товарищей по полку, то чукчей в далёком посёлке на Крайнем Севере.
...Только перед самым рассветом он забылся тревожным сном. Ему почудилось, что он идёт по мостику, перекинутому на большой высоте над шумно бурлящей рекой. Он идёт, а мостик трещит и гнётся.
Соколов проснулся и тотчас же убедился, что короткий сон обошёлся ему дорого. Почти всё мясо исчезло: наверное, стащила пушистая рыжая воровка.
Завернув остатки жаркого в большие лопухи, чтобы удобнее было нести, Соколов снова двинулся в путь на северо-запад.
В середине дня у подножия высокой сопки Соколов услышал в крутом овраге журчанье. Он залез в густые заросли и увидел большой каменистый котлован.