Гибель постороннего
Шрифт:
Несколько дней назад паренек сидел здесь, рассказывал о себе, верил и не верил, что будет работать со студентами. "Я послал его на смерть", подумал Акимов.
Он не успел ни привязаться к Грише, ни узнать его, но почувствовал невозвратимую потерю. Если бы он оттолкнул его, вышло бы по-другому.
– Ладно, успокойся, - сказал Краснов.
– Выпей.
Акимов подержал стакан и поставил обратно.
– Жалко мальчишку, - признался Краснов.
– Меня не покидает ощущение, что я мог бы спасти и не спас...
Он выпил
– Гибнут чаще всего те, кто слишком доверчив к жизни, - подумал вслух Акимов.
– Никакие наши уставы и законы не защитят их до конца. Были и у меня случаи, когда можно было сыграть в ящик. Но пронесло. Бог с ними! Не тот ты человек, Роберт, которому хочется раскрыть душу.
– Уволь! Сам не люблю разговоров про душу. У нас про нее вспоминают, когда надо затемнить суть дела. А дело-то просто: гибнут от дури. Ну кто его загонял в кузов грузовика? Сам залез. А грузовик перевернулся.
– Что предлагаешь?
– спросил Акимов.
Однако то, что придумал Краснов, было странным: Гришино имя не должно появиться в списке бойцов областного отряда, смерть постороннего по причине нарушения техники безопасности не должна лечь пятном на отрядную репутацию.
"У нас люди тоже ничего, но для своей пользы, а тут - от чистого сердца", - говорил Гриша Акимову совсем недавно.
– Кто тебя заставляет идти на это?
– спросил Акимов.
– Мое положение, - ответил Краснов.
– У меня десять тысяч, целая дивизия. Я - с ними, а не с разными посторонними бродягами. Ты задумайся, каково родителям отпускать своих ненаглядных чад в отряд Краснова, в котором гибнут люди! Отряд должен быть безукоризненным. И организационно, и политически. Дошло?
– Мы будем спекулировать на человеческой смерти?
– Конечно, сто парней в Мушкине будут морально травмированы, согласился Краснов.
– Ты им навязал постороннего, а они взвалили на себя ответственность за него. Но мы пощадим их чувства. К документам имеет доступ командир, он и будет все знать. Для остальных достаточно, что тело отправим в Киев за счет штаба. И другие расходы возьмем на себя. Значит так: если они уже включили постороннего в список, ты подскажешь, как быть.
Но Акимов отказался.
Краснов ушел, пообещав позвонить командиру Юганской зоны отдать необходимое распоряжение. Коньяк по-хозяйски унес с собой.
Утром после пятиминутки Краснова вызвали к секретарю обкома партии. Без него в штабе стало веселее. Козаченко рассказывал снабженческие истории, Стороженко печатал одним пальцем на пишущей машинке и один за другим менял испорченные бланки командировочных удостоверений. Пришла Тома, прогнала Стороженко из-за машинки.
Комиссар Бурынькина была в белой сорочке, зеленой куртке и брюках. Она собралась в поездку по районам, где студенты строили школы, и поджидала корреспондента из многотиражной газеты. Тот запаздывал, Бурынькина грызла ногти: ей казалось, что утренний теплоход уйдет без нее.
– Почему Акимов все в костюме да в костюме?
– спросила Тома.
– Формы у него нет?
– Правильно мужик делает, что форму не носит, - небрежно объяснил Козаченко.
– В костюме солиднее. Я когда-то так погорел на этой форме...
– Погоди, - вспомнила Бурынькина.
– Мне что-то про Акимова рассказывали...
Неясная улыбка скользнула по ее припухлым губам, Бурынькина прикрыла рот ладонью и смешливо фыркнула.
– Ну?
– спросил Козаченко.
– Скорее, а то мне в "Запсибгеологию" бежать.
– Ага!
– сказала Бурынькина.
– Наш Акимов когда-то был в Казахстане областным комиссаром, а командиром у него Толя Назаров. Его потом в Москву забрали.
– Этот Назаров из центрального штаба?
– уточнил Козаченко.
– Этот, этот, - подтвердила Бурынькина.
– Он еще молодой был, проказливый. Захотел для себя вертолет потребовать, чтобы удобнее было руководить.
– Вертолет? Это мысль!
– одобрил Козаченко.
– Мысль, - кивнула Бурынькина.
– Только Акимов возьми да скажи, что не согласен с Назаровым. И предупредил: если тот пошлет телеграмму о вертолете, он тоже телеграфирует, что ему для комиссарской работы нужна подводная лодка.
– Это в Казахстане - подводная лодка?
– хмыкнул Козаченко.
– Молодец! Ему бы в снабжение... Ну, Танюш, мне пора. Не скучай.
Он подсунул под ее бумаги что-то яркое и ушел. Бурынькина подняла листок, увидела плитку шоколада.
– О!
– многозначительно сказал Стороженко.
– Где же корреспондент?
– растерянно спросила она.
– Ждешь его, ждешь!
– Ну что ты расстраиваешься?
– ответила Тома.
– Корреспонденты всегда такие. Ты позвони в редакцию.
Бурынькина сняла трубку, но тут вошел Краснов, и она передумала звонить. Тома сразу забарабанила на машинке, Стороженко уткнулся в телефонный справочник, озабоченно бормоча: "Облздрав... Где Облздрав?" Снабженец Васильев стал листать какие-то бумаги.
– Таня!
– обратился Краснов.
– Еще не уехала?
– Корреспондент...
– начала объяснять Бурынькина.
– Хорошо. Никуда не надо ехать. Потом. Васильев, свяжись с Юганском. Срочно!
– Что случилось, Роберт?
– удивилась Бурынькина.
– Втык получил! На птицефабрике мы не выполнили план формирования. А она - сдаточный объект. Короче, через три дня там должно быть еще сто человек.
– Где их взять?
– ахнула Бурынькина.
– Подумаем, - сказал Стороженко.
– Завтра можно перебросить человек шестьдесят.
– Да откуда шестьдесят?
– Бурынькина махнула на него рукой.
– С элеватора можно снять, с моста, с АТС, - продолжал Стороженко. Временно перекинем на птицефабрику.
– Правильно, Евгений!
– согласился Краснов.
– Потом перебросим отряд из Мушкина. Все равно там нет работы.