Гиперандрогения
Шрифт:
– Где ты всё-таки прятался? – спросил Собакин, проигнорировав выпад вдовы.
– Под кроватью, – ответил Антон, глядя на свои руки. Он сцепил их у себя на бёдрах и теперь мял собственные пальцы, будто студент, которого отчитывает проректор. – А что мне ещё надо было делать?! Я же знал, я же знал, что ничего
Собакин встал, вяло оглядывая влюблённую парочку.
– Ещё раз, – повторил он, – вы побежите, у вас могут быть проблемы. Сидите и ждите, с вами свяжется следователь…
Антон поднял бледнющее лицо. Бледность проступила даже через его загар, сделанный в дорогущем солярии. Естественно, за деньги убиенного… За чьи же ещё?
– На воре и шапка горит, – сказал ему Собакин. – Поэтому, если ты не виноват, то не беги. Я разберусь во всём.
– Да знаю я, как вы там у себя… – начала бубнить Агнесса Павловна, но, увидев, каким грозовым взглядом на неё глянул Собакин, быстро утихла.
– Ты лично с ним знаком был? – спросил оперативник у любовника.
– Нет, Вы что, – отозвался Антон. – Он бы меня убил…
Видимо, сказал он это настолько трусливым голосом, что Агнесса Павловна только и фыркнула.
– Где с ней познакомился?
– На йоге… И всё как-то сразу закрутилось…
– Она сразу сказала, что жена богатенького мужа?
– Нет, я только потом…
– В глаза мне смотри!
И Антон смотрел. И дрожал мелкой такой дрожью, коей дрожат маленькие беспризорные собачонки, вымокшие под сильным дождём. Конечно, сейчас увидев его, Собакин сделал для себя неутешительный вывод: дело продолжается. Ну, какие они убийцы? Тётенька, на старости лет уставшая от импотенции ожиревшего властного мужа, его характера, безделья и винишка; а её сообщник ещё лучше – трусливый маменькин сынок, альфонс. Ни дня, небось, в жизни не работал.
– Возвращайтесь в квартиру, – посоветовал он им. – Немедленно. Сидите и ждите. Лучший вариант для вас обоих.
Собакин круто развернулся и пошёл прочь, даже не смотря на них. Он был уверен, что никуда теперь они не денутся. И не ошибся.
ххх
Никто никакой наклейки на «лобовуху» ему не наклеил, поэтому хмурый опер вернулся за «баранку» и выехал с территории аэропорта. Время накапало уже к шестнадцати часам, а сегодня из еды в нём был только бутерброд с чёрным хлебом и кружка наикрепчайшего кофе.
Опять затрезвонил Глазов, но в этот раз оперативник позволил себе свернуть на обочину, чтобы поговорить.
– Ну, и чего там? – нетерпеливо спросил тот. – Рапортуй.
– Пока ничего, – ответил сотрудник уголовного розыска после некоторого, может быть, немного затянувшегося молчания. – Я их нашёл. Не думаю, что они – убийцы.
– Не думаешь или точно уверен? – не преминул поинтересоваться начальник каким-то слишком уж язвительным голосом. – Отпустил?
– Да на них ничего всё равно нет, – буркнул Собакин. – Как там камеры из универмага?
– О, никак, – ответил Глазов. – Ручкин метается, бегает…
– Молодец твой Ручкин, – без особого энтузиазма похвалил его Собакин. Будто он не бегает сам. – И почему же «никак»? Что, нет результата?
– Как это нет? – удивился следователь, поняв, что чуть не загнал себя в логическую ловушку. – По описанию с камер: упитанный подросток. Или просто молодо выглядящий…
Конец ознакомительного фрагмента.