Гипсовый трубач: дубль два
Шрифт:
Выслушав Машу, Далманов не поверил фантазиям Иллариона, но, испытывая перед инвалидом чувство ответственной вины, отправил двух стажеров понаблюдать за манипуляциями аквариумовода. И что же вы думаете? Версия Шкапова блестяще подтвердилась: одна из водорослей, а именно, «чума густолиственная», оказалась на самом деле антенной с записывающим устройством, изготовленным из особого синтетического материала, ничем не отличавшегося по виду от живой подводной флоры. Более того: под воздействием света в течение двух недель она меняла цвет с ярко-зеленого на жухло-желтый. Именно поэтому сотрудники охраны лаборатории, присутствовавшие согласно инструкции во время обслуживания аквариума, не придавали никакого значения тому, что специалист из «Подводного чуда» удалял увядшую веточку и заменял ее свежей.
Прочитав донесение, Далманов взял дело под личный контроль. Стали разбираться с «Подводным чудом» и пришли в ужас, обнаружив, что эта с позволения сказать «фирма» охватила своими щупальцами все звенья российской государственной машины. Аквариумы стояли в министерствах и ведомствах, в Думе и Администрации президента, в ФСБ и Министерстве обороны. Эти стеклянные лазутчики проникли даже в квартиры крупных чиновников! Но главное потрясение ждало следователей впереди: разумеется, зарегистрирована фирма была в офшорах, кажется, на Каймановых островах, и формально принадлежала некоему Сэму Свирскому, но ниточки, ниточки тянулись к любимому советнику президента Чумазусу. Узнав это, Ельцин сбросил его в Енисей с прогулочного теплохода и отправил с глаз долой в ЮНЕСКО. А если говорить начистоту, то именно под влиянием «аквариумного скандала» первый российский президент запил и не смог выйти к встречавшему его премьер-министру Исландии. Кстати, о Ельцине нынче болтают много лишнего, особенно о его пристрастии к алкоголю. Но пора сказать правду: просто так Борис Николаевич никогда не пил, а только – от огорчения. Кто же виноват, что его постоянно огорчали и подставляли?
Очнувшись, Ельцин подписал указ о закрытии «Подводного чуда» и всех его преступных филиалов. Но не тут-то было! Ему позвонил Клинтон и предупредил: если это случится, США немедленно объявят Россию страной-террористкой и арестуют счета Семьи в американских банках. Совет Безопасности заседал в Кремле два дня и, придя к выводу, что доброе имя Державы дороже национальной безопасности, оставил шпионскую фирму в покое. Правда, для минимизации ущерба была разработана секретная инструкция, строго-настрого запрещавшая российским чиновникам и военачальникам вести какие-либо служебные разговоры в помещениях, где установлены аквариумы… Кроме того, наше ГРУ начало через «Подводное чудо» снабжать геополитических партнеров хитроумной дезинформацией, в частности, убеждало в наличии у Саддама Хусейна атомного оружия, в результате чего Штаты влипли в непопулярную иракскую авантюру…
Второй роман Чердынова-Ализонова вышел под названием «Чума в аквариуме» и тоже имел шумный успех. Автор доделал в квартире евроремонт и уселся за перевод кимрских рун, но тут его с женой пригласили на церемонию вручения «Русского букера», в ту пору финансируемого водочным концерном «Смирнофф». Попав в литературное общество, Маша обнаружила, что, оказывается, за годы работы в троллейбусном парке она катастрофически отстала от моды, и весь гардероб надо немедленно выбросить в форточку. Несчастному лингвисту пришлось садиться за новый роман из цикла «Ничего, кроме мозга».
…Сонина оправдали, восстановили в должности, даже наградили. Он стал одним из первых кавалеров особой медали «За мужество, проявленное при гонениях», специально учрежденной Кремлем с учетом тех незаслуженных обид, которые столь часто обрушиваются в нашем Отечестве на честных и порядочных людей. Профессор в благодарность сконструировал для Иллариона особый аппарат, мгновенно переводивший живую речь в азбуку Морзе. Для этого на живой палец инвалида достаточно было надеть серебряный наперсточек с проводком, тянувшимся к умной машине, и наш аналитик мог воспринимать теперь не только живую русскую речь, но и десять иностранных языков. А это важно, ибо к недвижному сыщику за помощью стали обращаться иностранцы…
С тех пор вышло около дюжины книг о проницательном паралитике Шкапове. Каждый раз, окончив очередной сюжет, Чердынов-Ализонов честно пытался вернуться к делу своей жизни, но, увы, безуспешно. Сначала выяснилось, что популярному автору неприлично ездить на скромном «пежо» – пришлось брать представительскую иномарку, как говорится, на вырост. Затем они с женой затеяли построить скромную дачку в Дедовске, чтобы, поглядывая на просторную подмосковную зелень, разгадывать в покое кимрские руны. Но положение знаменитого романиста обязывает, и Ализонова с супругой пригласили на скромный пикник, который в своем имении на Николиной горе давал видный олигарх Полтанов. В девяностые годы он создал знаменитый пенсионный фонд «Золотая старость», оказавшийся обычной финансовой пирамидой, куда миллионы доверчивых стариков навсегда зарыли свои денежки. И вот теперь, искупая грех первичного накопления, он раз в год собирал у себя в латифундии популярную творческую интеллигенцию, как известно, падкую на дармовую жратву и выпивку.
Размах увеселений поражал воображение современников. Перед центральной колоннадой была установлена на пьедесталах дюжина брюссельских бронзовых мальчиков, беспрерывно писающих шампанским, шабли, каберне, водкой, граппой, текилой и другими алкогольными струями. Фейерверк затмевал все мыслимые правительственные салюты, а вереница такси, вызванных, чтобы развезти по домам ужравшуюся творческую элиту, растянулась до Горок-10. Все увиденное настолько поразило Машу, еще недавно мывшую троллейбусы, что заложенный фундамент она определила под беседку, а под будущий дом забутила такое основание, что какой-нибудь старинный русский барин, типа Кирилы Петровича Троекурова, только бы заплакал от обиды и тут же помирился со стариком Дубровским. Ализонов вздохнул, отложил руны и сел за новый роман из цикла «Ничего, кроме мозга».
Когда хоромы достроили, выяснилось, что загородный дом без винного погреба с автоматической регулировкой температуры – это не дом, а так себе, извините, коттедж. Потом пришло время отправлять подросшую дочь в Оксфорд, ибо серьезные люди в России детей не учат, это удел патриотически зомбированных аборигенов. Затем вдруг подвернулся миленький этюд Кандинского, похожий на чертеж замысловатого агрегата, раскрашенный яркими детскими красками. Вещь стоила недорого, так как по недосмотру искусствоведов пока еще не попала в аукционные каталоги. Естественно, за все эти траты отдувался бедный паралитик Илларион, раскрывавший одно преступление за другим с неутомимостью фордовского конвейера.
Но тут случилось страшное…
Сашка Блинов все эти годы без отпусков таскал и кантовал китайские тюки на Черкизоне, а в недолгие минуты перекуров, когда его сподвижники забивали козла, он, сидя в уголке, ломал голову над ксерокопией с проклятыми рунами. Коллеги по кантованию прозвали его за это «Кроссвордом». И Сашка разгадал! Помогла ему, как ни странно, профессия рыночного грузчика. Он предположил: а если это – просто объявление, прибитое некогда к воротам древнеарийского рынка? Какое именно объявление? Возможно, такое: не парковать у забора верблюдов, лошадей, ослов и другой транспорт. Шутка! Скорее всего, это было сообщение о правилах оптовой и розничной торговли. В результате круг поиска смыслов сузился, и Блинову, опираясь на расшифрованное много лет назад первое слово, удалось – о чудо! – прочитать загадочные руны. Надпись гласила, что любой торговец, уличенный в манипуляциях с мерами для зерна или подпиливании гирек для весов, будет заживо сварен в кипятке! Конечно, этот текст не оправдал надежд и не пролил свет на сакральные истоки и тайный смысл нашей цивилизации. Впрочем, может, как раз и пролил…
Увидав по телевизору, как полысевший Сашка Блинов, затянутый во фрак и похожий на огромного беременного стрижа, получает из рук шведского монарха нобелевскую медаль, Чердынов впал в неистовство. Со страшным криком «Ненавижу абстракцию!» он серебряным устричным ножом искромсал Кандинского, перебил в доме весь антикварный хрусталь с фарфором и в обсценных выражениях наотрез отказался писать очередной роман про Иллариона. Затем Егор затворился в своем просторном винном подвале с автоматической терморегуляцией и запил по-черному. Дверь он не открывал никому – ни литагентам, ни докторам, ни любимой жене, одетой во все от Версаче. Вот тогда-то издатели забили тревогу и поручили Мотыгину срочно собрать бригаду, чтобы очередной роман из цикла «Ничего, кроме мозга», столь полюбившегося читателям, вышел, как обычно, к Новому году.