Гладиаторы «Спартака»
Шрифт:
— Каких-нибудь шкатулок, ящиков, ларцов не находили? — спросил он Колычева.
— Нет... Сказали бы...
— А это что? — спросил Аверьянов, открывая дверцу прикроватной тумбочки и доставая коробку из-под обуви.
— Так там написано «Письма от Веры». Интимное. Не стали глядеть, — признался Вилков.
— А мы все ж поглядим. Покойный нас простит.
Аверьянов достал из кармана небольшой перочинный нож, перерезал веревку, которой была перевязана коробка. Внутри оказалась довольно большая жестяная коробка из-под чая, также тщательно перевязанная бечевкой.
— Неудобно все же, — посовестился Вилков.
— Неудобно знаешь что? Начальников перебивать. А это, — полковник кивнул на находку, — просто работа.
Он перерезал и эту бечевку. Раскрыл коробку, доверху наполненную конвертами с выцветшими адресами.
Вытряхнул содержимое на кровать и достал со дна небольшой сверток, упакованный в мягкую бумагу, которой прокладывают шоколадные конфеты, развернул его, и темноватая комната квартиры старого коллекционера вдруг осветилась, словно на концерте поп-звезды, одновременно красными, синими, зелеными, желтыми лучами.
На ладони Аверьянова лежала изумительной красоты брошь.
Вздох удивления и восхищения прошелестел по тесной комнате.
— Середина ХVIII века — очень редкая и ценная вещь. Автор неизвестен, — раздался из-за спины Вилкова сипловатый голос полковника Патрикеева.
— О, Юрий Федорович! — обрадовался Аверьянов. — Это как раз по твоей части. Вовремя приехал.
— Такой у меня талант: оказываться в нужное время в нужном месте.
— Из-за нее и убили старика? — спросил Патрикеева Вилков.
— Убили не убили, это вам выяснять. Мое дело другое. Первое: кто мог заказать похищение броши-"букета"? А то, что в квартире искали именно «букет», по наводке, сомнений нет. На стенах остались очень ценные картины и рисунки. Например Леонардо да Винчи «Голова лошади» и автолитография Рубенса стоят не меньше, полагаю, чем брошь.
— А сколько стоит брошь?
Патрикеев на минуту задумался, осторожно взял «букет» двумя пальцами правой руки, положил на открытую ладонь левой, всмотрелся в переливающиеся в скупом свете, проникающем сквозь зашторенное окно, камни.
— Хризолиты, бриллианты, агаты, аквамарин, кораллы, топазы, гранаты, альмандины, гиацинты. Большинство камней не очень дорогие, хотя, конечно, все чистой воды и отличной огранки. Работа же — выше всех похвал. Очень редкая вещица, — наконец подытожил он. — Если, скажем, вор решил бы, чтобы легче сбыть украденное, разобрать брошь — золотую основу сдать валом, а камни продать поодиночке, — он не заработал бы и ста тысяч.
— Рублей? — уточнил педантичный Аверьянов.
— Нет, конечно, долларов.
— А если по наводке на наколку? — покрасовался знанием фени Вилков.
— Если заказ, то цена аукционная, — пожал плечами Патрикеев. — Думаю, реальная ее стоимость около пятисот тысяч «зеленых». Если продавать умеючи, в «Отеле Друо», например, в Париже, который специализируется на таких вещицах, то при хорошем соревновании можно было бы дотянуть и до миллиона.
— Что же, реальной стоимости у вещи нет? — удивился простоватый Колычев.
— Да, когда речь идет об уникальных антикварных вещах, цена превращается из понятия объективного в субъективное. Думаю, вещь была заказана, — подтвердил Патрикеев. — Конечно же, включенная в каталоги, она привлечет внимание и вызовет ненужный интерес к продавцу. Так что если бы ее украли, она оказалась бы в личной коллекции некоего богатого собирателя, и любовался бы этой вещицей он один.
— А сколько он мог заплатить вору? — продолжал допытываться пермяк.
— В том случае, если бы он, не наследив, доставил ее к нему, в Мюнхен, Рим, Стокгольм или Париж, то до 250 долларов. Половину ее рыночной первоначальной стоимости. Дальше идут «навороты».
Патрикеев, отвечая, рассеянно перебирал между тем конверты. На всех были одни и те же слова: адрес получателя, адрес отправителя. Но один запечатанный конверт имел всего несколько слов, написанных карандашом корявым почерком: «Слайды».
Патрикеев переглянулся с Аверьяновым и вскрыл конверт.
В нем действительно были два слайда.
— Отдерните штору, пожалуйста, — попросил Аверьянов.
Вилков быстро отдернул в сторону тяжелую зеленую портьеру.
Патрикеев просмотрел слайды на свет.
— Один сделан с этого «букета». А второй, — он сделал паузу, внимательно рассматривая изображение, — а второй еще интереснее. Крупный аметист, очень крупный и очень красивый, грушевидный, венчающий «букет». Аметист очень чистой воды — сиреневато-розовый, крайне редкий по цвету и форме. Ну, и еще — сапфиры, бриллианты, алмазы, изумруды, сердолики, бериллы, тигровый глаз, агат. Как и первый «букет», — работа неизвестного автора середины ХVIII века.
— Может, он вам неизвестный, а так-то известный? — ревниво спросил Вилков.
— Молодец, уел старика, — рассмеялся Патрикеев. — Я профессионально занимаюсь историей русского ювелирного искусства уже не одно десятилетие. Мастер неизвестен. Но работы его известны. Оба «букета»-броши вышли из его мастерской.
— А где же вторая брошь-"букет"? — спросил Аверьянов.
— Вот этой загадкой, думаю, нам всем и придется заняться. Полагаю, что, судя по слайдам, оба «букета» были в коллекции хозяина квартиры. Хранил он их, руководствуясь философией мудрых людей «не держать все яйца в одной корзине», в разных местах, если не найдем в квартире второй «букет», будем считать, что он все же похищен. Какие следки есть? — обратился Патрикеев к Аверьянову.
Тот рассказал про свои сомнения, связанные с «загадкой Хогарта», — был ли украден рисунок, изображавший обнаженную девушку, или хозяин сам заменил один подлинник другой репродукцией?
— Это интересно, — оживился Патрикеев. — Ты даже не представляешь, насколько это облегчает поиск заказчика. Я знаю в Европе только одного крупного коллекционера, который одновременно собирает редкие драгоценности и «ню».
— Не понял, чего собирает? — переспросил полковник.
— Произведения изобразительного искусства, главная тема которых — обнаженная женская натура.