Гламур
Шрифт:
Для того чтобы вспомнить о Есфири не надо быть ни иудеем, ни эллином, надо быть просто образованным человеком. Поэтому утверждение, что госпожа Цеткин не могла иметь в виду Есфирь из-за того, что была немкой и дочерью преподавателя Закона Божия, выдвигаемое как контраргумент диакону Кураеву и его единомышленникам, столь же несостоятельно, как и обвинения ее в сионизме. Кому как не преподавателю Закона Божия знать библейских героинь, тем более что Есфирь — один из любимейших персонажей стихотворных мистерий и сам Ганс Сакс, великий немецкий мейстерзингер, написал в 1530 г. огромную поэму «Есфирь» на чистейшем немецком языке.
Впрочем, поэмы о царице есть на всех европейских языках, причем особой популярностью она пользовалась у протестантов, у французских гугенотов и англичан, причем протестанты, особенно
Музыкальных интерпретаций подвига Есфири со времен Средневековья и мотета для пяти голосов Палестрины насчитываются десятки, если не сотни. Тут и оратории, и оперы, и органные сочинения, причем немцев — в первую очередь, Генделя, например. Генделя даже Третий Рейх в еврейском происхождении не уличал. Клара Цеткин, урожденная Эйснер, будучи девушкой интеллигентной, умевшей даже на органе играть, про Есфирь Генделя уж точно знала. Художников же, писавших Есфирь, прямо пруд пруди. Она и на стенах Шартрского собора, и на потолке Сикстинской капеллы, причем и то, и другое место центром сионизма назвать довольно трудно. Она на картинах Боттичелли, Рубенса, Рембрандта, Пуссена, на старых гобеленах и на старинном фарфоре, даже — в православной иконописи. Есфирь везде, со всех сторон.
При такой широкой славе отказывать Есфири в звании героини было бы просто нечестно. Она никому голову, как Юдифь, не отрезала, гвоздь в глаз, как Иаиль, не вбивала, лишь использовала дипломатическую интригу для того, чтобы устроить совместный ужин царя, себя и своего противника Амана, на котором и раскрыла свои карты, выиграв. Рембрандт на эту тему создал великолепную психологическую драму «Есфирь, Аман и Артаксеркс», лучшую картину Пушкинского музея. Три персонажа в фантастическом сиянии парчи и драгоценностей склонили головы над общим столом. Похоже, что они разыгрывают какую-то сложнейшую карточную игру, и рембрандтовская вечеря вызывает в памяти другой вечер, ужин в «Поваре, воре, его жене и ее любовнике» Питера Гринуэя, когда Хелен Миррен, мстя за всех женщин сразу, кормит мужа хорошо приготовленным трупом своего любовника.
При устройстве ужина Есфирь сильно рисковала, но твердо решила, что «...и если погибнуть — погибну» (Есф. 4, 16). Эти торжественные слова вдохновляли многих приличных людей; наиболее точно описан смысл ее поступка у Расина, самого гениального апологета ее подвига: «Увы, законов тьма придумана не зря, -/ Но чтоб от смертных толп отгородить царя./ Укрылся деспот наш в далекий свой чертог,/ Чтоб во дворце никто узреть его не смог./ Безжалостная смерть — таков ответ тому,/ Кто подойти дерзнет непрошенно к нему./ Но коль захочет царь полегче наказать,/ Он грозный скипетр свой заставит лобызать./ От страшной кары той ничто не защитит -/ Ни чин, ни пол — тверды законы, как гранит./ Я и сама, хотя делю с владыкой трон,/ Безропотно блюду суровый сей закон:/ Чтоб слово с ним сказать, дни — ночи напролет/ Я ждать должна, пока меня он позовет».
Да, Есфирь — героиня гарема, и есть в ее образе некий восточный налет, роднящий ее с другой гаремной героиней, Шахрезадой. Как Есфирь благодаря политике умной женственности избавила от гибели свой народ, так и Шахрезада предотвратила смерть многих тысяч своих соотечественниц. Ну и что, что же плохого в том, что Есфирь осеняла своей женственностью тот единственный праздник советского календаря, когда мужья не сразу напивались и начинали лупцевать своих жен, а сначала шли, раздобывали ощипанный букетик желтеньких мимозок, вручали своим избранницам, и только потом напивались и принимались их дубасить. Какая никакая, хоть и маленькая, а все же победа над импотентской фаллоцентричностью советского алкоголизма, спасибо Есфири, спасибо Шахрезаде. Кстати, не восьмого ли марта состоялась первая ночь Шахрезады и царя Шахрияра?
От арабов к нам пришли и цифры, у каждой из десяти арабских цифр свое лицо и свое значение. Но цифра 8 среди них имеет особую стать. Округлая и замкнутая,
Кроме того, что Есфирь попала в число главных восьми героинь Библии, в европейской иконографии она также включалась в число восьми персонажей, олицетворявших «Силу женщин». Этими первыми феминистками были Елена, Фрина, Лаиса, Вирсавия, Далила, Юдифь, Иаиль и Есфирь. Иногда среди них появлялась Семирамида или амазонка Ипполита, но Есфирь никогда не уступала своего места, и число сильных женщин почти всегда оставалось неизменным. Восьмерку выбрали интеллектуалы Интернационала знаком международного дня, и именно восьмерка манит своей женственностью, так что и Феллини, и Гринуэй, и даже Озон, говоря о женщинах, вслед за Кларой Цеткин, выбирают цифру 8; и восьмерка, вместе с Есфирью, восемью великими героинями древности и восемью французскими звездами, как букетик желтеньких мимоз, придает этому дню особый аромат.
Абалкин-блюз
В гостях у Гонтмахера восьмидесятых
Олег Кашин
I.
С годами он стал чем-то похож внешне на Олега Ефремова, точнее — на Олега Ефремова в роли какого-то академика. Интерьер кабинета тоже больше похож на декорацию старого фильма или спектакля, чем на реальный кабинет, да он, в общем, и есть декорация — телефон-вертушка с гербом СССР на диске не работает с тех пор, как директором института стал Руслан Гринберг и правительственную связь перевели в его кабинет; портрет Ленина над столом — это тоже не столько портрет Ленина, сколько память о предшествовавшем Абалкину директоре института Евгении Капустине, которому этого Ленина подарили китайские экономисты. О наступившем капитализме напоминает, пожалуй, только вид из окна — часть своих помещений Институт экономики РАН, как и полагается бедствующему академическому институту, сдает в аренду продавцам автомобилей; в первых этажах институтской высотки — автосалоны Chevrolet и SsangYong. Академик Леонид Абалкин теперь — научный руководитель института. Сейчас академику 78 лет, скоро будет 79. А еще скоро будет двадцать лет с того дня, как 59-летний ученый принял предложение советского премьера Николая Рыжкова и стал заместителем председателя Совета министров СССР и одновременно председателем Государственной комиссии по экономической реформе при советском правительстве.
Экономисты тогда, в восемьдесят девятом, были практически поп-фигурами, и, по большому счету, ничего удивительного не было в том, что, может быть, самого на тот момент статусного советского экономиста позвали на ключевую позицию в правительстве с явным прицелом на то, чтобы двадцать лет спустя мы вспоминали об «абалкинских реформах».
Хотя, наверное, их и не могло быть — именно «абалкинских» реформ. Академик говорит, что программа его реформаторской комиссии предусматривала переход Советского Союза к полноценной рыночной экономике за пятнадцать лет.