Главная роль 2
Шрифт:
Довольный полученными новостями, я переоделся и отправился на ужин в компании подвижника Савенкова — и это вторая наша встреча за день, потому что большую часть дня он проводил для меня и некоторых городских шишек экскурсию по Краеведческому музею, большую часть экспонатов которого из земли выкопали ученики и подручные Ивана Тимофеевича. Ну и сам кое-чего навыкапывал!
Теляковский с нами в музей не ходил — опытный чиновник почуял неладное, и очень вовремя сел на больничный, сославшись на жуткие мигрени. Нервничает Леонид Константинович, давление поди поднялось, так что «мигрени» вполне могут оказаться правдивыми. Лютовать и отправлять пожилого
— Такие люди как вы, Иван Тимофеевич, — вполне искренне рассказывал я Савенкову после перехода ко вторым блюдам. — Для Империи на вес золота.
— Премного благодарен, Георгий Александрович, — благодарно поклонился он.
— Заслугам вашим несть числа, — продолжил я. — Однако на государственной службе вы не состоите, а посему должного вознаграждения не получаете.
— По зову души тружусь, Георгий Александрович, — ответил Иван Тимофеевич чистой правдой, ибо таким людям интересен сам процесс, а выгода — глубоко вторична. — Из любви к Отечеству. Края у нас интереснейшие, — обвел руками зал. — Кто здесь только не жил!
— Верно, — улыбнулся я. — Но полагаться и далее на ваши и ваших друзей патриотические порывы считаю неразумным — таковые порывы Империей должны поощряться и множиться ко всеобщему благу. Писал о вас Его Величеству, и он оценил ваши заслуги по достоинству. Высочайшим указом вы, Иван Тимофеевич, произведены в действительные статские советники.
Купец Гадалов получил стандартного купеческого «барона».
— Премного благодарен, Ваше Императорское Высочество! — подскочил подвижник.
— Присядьте, — велел я. — Вместе с бумагами получите единовременную выплату пяти тысяч рублей золотом — в качестве вознаграждения за преданность Империи, ее истории и будущему, которое помогаете ковать своими педагогическими прожектами.
Савенков обрадовался еще сильнее — это же сколько экспедиций снарядить можно на такие деньжищи! Прилагающееся к чину жалование, он, надо полагать, тоже пустит на «подвижничество», а погоны на мундире, который ему предстоит пошить, помогут открыть доселе запертые двери.
— От себя, в качестве помощи Енисейской археологии, я внесу десять тысяч рублей, которые надлежит пустить на дальнейшие изыскания — в нашей истории очень много белых пятен, и меня такое положение дел расстраивает.
— Премного благодарны, Георгий Александрович, — поблагодарил он и за это.
Накормив Савенкова десертом, я отправил его восвояси и задержался, чтобы поговорить с прибывшим автором «В краях Сибирских» под чай с ватрушками. Его же теперь заклюют — старый губернатор нейтрализован, но у него же остались друзья-приятели, по которым в своей пьесе неплохо прошелся Филимонов. «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь» — это не пустые слова, и я это хорошо понимаю: я уеду, а враги останутся. Много ли в этом мире существует способов превратить жизнь человека в ад так, чтобы даже самый могущественный заступник не нашел к чему прикопаться? Гораздо больше, чем хотелось бы!
Высказав свои мысли по этому поводу Федору Федоровичу, я выкатил ему предложение:
— Два пути вам предлагаю, Федор Федорович. Первый — отправиться в Иркутск на ближайший год. К тому моменту новый
— Видел, Ваше Императорское Высочество, — подтвердил драматург.
А лицо-то недовольное — чувствует творчески одаренный человек, что придется ему свое перо направить на формирование культа личности Второва.
— Ежели вам оно не претит, я бы хотел, чтобы вы написали пьесу о жизненном пути Александра Федоровича. Разрешается не до конца следовать реальной его биографии — я бы хотел получить от вас художественно ценное, интересное произведение, а не верноподданническое блеянье, навевающее на всех тоску. Истории о «Золушках» — это когда буквально из грязи в князи — у людей пользуются стабильным интересом, а посему, если пьеса получится хорошей, никто не упрекнет вас в работе на заказ.
Вру — все равно пальцем тыкать и губы кривить будут, это ж либералы, они нифига не меняются.
— Сложность задачи я отчасти понимаю, — заверил я. — Фрондеры будут клеймить вас в продаже пера за деньги, и, если откажетесь, я даю вам слово — моего к вам расположения не потеряете. Сейчас ступайте, Федор Федорович, да не спешите с решением — я либо получу через год вашу рукопись, либо не получу.
— Знаю я этих «фрондеров», — презрительно поморщился Федоров. — Клеймить да воздух сотрясать они могут, да только пользы от них никакой. А от Александра Федоровича, пусть и не знаком я с ним, польза великая. Не могу поклясться, Ваше Императорское Высочество — это же не землю пахать, а пьесу добротную сочинять, но все, что в моих силах, сделаю!
— В таком случае буду ждать от вас вестей, — улыбнулся я.
Внезапно в ресторан влетел казак из Конвоя. Решительным шагом добравшись до меня, он козырнул:
— Ваше Императорское Высочество, его Высокопревосходительство Леонид Констанинович умерли-с. Доктор говорили — от удара.
Опешив, я не нашел ничего лучше, нежели спросить:
— От удара чем?
— От сердечного удара, Ваше Императорское Высочество!
Тьфу ты, блин, неженка какая.
Глава 20
Три дня от пребывания в Красноярске я «отрезал» с тяжелым сердцем — полностью согласен с Антоном Павловичем Чеховым, который писал: «Я согласился бы жить в Красноярске. Не понимаю, почему здесь излюбленное место для ссылок». С живым классиком я разминулся на целый год — он уже поди в Петербург вернулся, наполнять копилку отечественной культуры. На ссыльных у меня свой взгляд есть — это как правило грамотные люди из не самых плохих семей. И Россию как правило любят, просто делают это неправильно, попав под влияние всяческих радикалов. В Петербурге, Варшаве и прочих столицах таких держать вредно — заражают окружающих. А вот вглубь страны отправить на поселение — это ж милое дело! Существует немалая вероятность, что ссыльный тупо от скуки начнет приносить пользу — учить детишек, заниматься наукой и прочим, что надежно переплавит его из классического архетипа «лишнего человека» в человека нормального.