Главная улица
Шрифт:
— О, будь ко мне добр, не сердись на меня! Я еду в Калифорнию — в горы, к морю. Пожалуйста, не спорь, потому что я должна уехать!
Он спокойно ответил:
— Хорошо. Поедем оба. Оставим малыша с тетей Бесси.
— Как можно скорее!
— Ну, да! Как только удастся выбраться. Теперь не разговаривай больше. Вообрази, что мы уже в пути!
Он погладил ей волосы и лишь после ужина возобновил разговор:
— Насчет Калифорнии я согласен. Только придется отложить это недели на три, пока я устрою, чтобы меня заменил кто-нибудь из прибывающих в отпуск военных врачей. И затем лучше не давать повода к сплетням, уезжая теперь. Можешь ты потерпеть еще недели три?
— Да, — беззвучно произнесла
Люди исподтишка наблюдали за Кэрол на улице. Тетушка Бесси попыталась допросить ее по поводу исчезновения Эрика, но получила отпор от Кенникота, прикрикнувшего на нее:
— Послушай, ты что, намекаешь, будто Кэрри имеет к этому какое-то отношение? Так заметь себе и рассказывай, кому хочешь, что мы с Кэрри поехали с Валь… поехали с Эриком кататься, и он спросил меня, как в Миннеаполисе с работой — получше, чем здесь, или нет, — и я посоветовал ему переехать туда… А вы, кажется, получили большую партию сахару в лавке?
Гай Поллок перешел с другой стороны улицы, чтобы сказать несколько приятных слов о Калифорнии и новых романах. Вайда Шервин затащила Кэрол к «Веселым семнадцати». Там, среди общего напряженного внимания, Мод Дайер выпалила, обращаясь к Кэрол:
— Я слышала, Эрик уехал?
Кэрол была сама любезность.
— Да, я тоже слыхала. Он даже позвонил мне и сказал, что ему предложили хорошую работу в Миннеаполисе. Как жаль, что он уехал! Он очень подошел бы нам, если бы мы попробовали возродить драматический кружок. Впрочем, мне самой не удалось бы заняться этим, так как Уил страшно переутомился от работы и я думаю увезти его в Калифорнию. Хуанита, вы хорошо знаете побережье, скажите, с чего лучше начать, с Лос — Анжелоса или с Сан-Франциско, и какие там лучшие отели?
«Веселые семнадцать» были разочарованы, но «Веселые семнадцать» любили давать советы и любили говорить о дорогих отелях, в которых они якобы останавливались (на самом деле они там только иногда обедали). Прежде чем они успели снова перейти к расспросам, Кэрол укрылась в надежном убежище — за модной темой о Рэйми Вузерспуне. Вайда получила весточку от мужа. В окопах он попал в газовую атаку, пролежал две недели в госпитале, был произведен в майоры и изучает французский язык.
Кэрол оставила Хью с теткой Бесси.
Если бы не Кенникот, она взяла бы его с собой. Она надеялась, что каким-то чудесным, неведомым образом ей удастся остаться в Калифорнии. Она не хотела вновь увидеть Гофер-Прери.
Смейлы должны были переехать на это время в дом Кенникотов, и, пожалуй, самым мучительным для Кэрол за этот месяц перед отъездом были бесконечные переговоры между Кенникотом и дядей Уитьером об отоплении гаража и о чистке дымоходов.
Кенникот предложил Кэрол, если она хочет, остановиться в Миннеаполисе, чтобы обновить свой гардероб.
— Нет! Только бы убраться как можно дальше и как можно скорее! Подождем до Лос-Анжелоса.
— Хорошо! Хорошо! Как хочешь. Ну, развеселись немного! У нас будет прекрасный долгий отдых, и когда мы вернемся, все пойдет по-иному.
Снежный декабрьский день. Сумерки. Спальный вагон, который в Канзас-сити должны были прицепить к калифорнийскому поезду, грохоча на стрелках, вышел из Сент-Пола. Миновав фабрики, он прибавил ходу. И опять одни только бескрайние серые поля замыкали ее горизонт на всем пути от Гофер-Прери. Впереди было темно.
«Целый час в Миннеаполисе я была недалеко от Эрика. Он все еще где-то там. Когда я вернусь, он уже уедет, и я даже не узнаю, куда!»
Кенникот зажег лампочку над диваном, и Кэрол с тоской принялась рассматривать иллюстрации в каком-то журнале.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Кенникоты
— Чертовски сыро, нельзя рисовать. Сядем и потолкуем!
В течение десяти минут она чувствовала себя, как в романе.
Единственной ее заботой было уговаривать Кенникота, чтобы он не тратил все время на туристов из десяти тысяч других Гофер-Прери. Зимой Калифорния полна людьми из Айовы и Небраски, Огайо и Оклахомы, которые, уехав за тысячи миль от своих родных гнезд, спешат создать себе иллюзию, будто они все еще сидят дома. Они выискивают приезжих из своих штатов, которые стали бы между ними и бесстыдно голыми горами. В пульмановских вагонах, на верандах отелей, в кафетериях и кино они упорно толкуют об автомобилях, урожае и своей местной политике. Кенникот обсуждал с ними цены на землю, разбирал преимущества тех или иных марок автомобилей и заводил знакомства с железнодорожными носильщиками. По его настоянию они с Кэрол посетили Доусонов в их невзрачном бунгало в Пасадене, где Льюк сидел и томился, мечтая вернуться в Гофер-Прери и снова зашибать деньгу. Кенникот обещал выучиться «вести веселый образ жизни». В бассейне для поло в Коронадо он громко подбадривал играющих и даже говорил (хотя дальше этого не шел), что сошьет себе смокинг. Кэрол тронули его усилия понять прелесть картинных галерей и та покорность, с какой он выслушивал даты и цифры, когда они шли за проводником-монахом по старинным миссиям.
Кэрол чувствовала себя окрепшей. Когда ее одолевала душевная тревога, она испытанным способом обманывала себя и спасалась от своих мыслей, переезжая в новое место. Таким способом она убеждала себя, что успокоилась. В марте она охотно согласилась с Кенникотом, что пора домой. Она соскучилась по Хью.
Они выехали из Монтерея первого апреля, когда там цвели маки, голубело небо и море было совсем летнее.
Пока поезд пробивался сквозь холмы, она решила: «В Гофер-Прери буду любить то, что в нем есть лучшего от Уила Кенникота, — благородство его здравого смысла. Как приятно будет повидаться опять с Вайдой, Гаем и Кларками! И я увижу своего мальчика! Он теперь, наверное, все может говорить! Жизнь начнется с начала. Все будет по-иному!»
Так было первого апреля, среди пестрых холмов и молодой поросли бронзовых дубков. Кенникот покачивался с пятки на носок и ухмылялся.
— Что-то скажет Хью, когда нас увидит?
Через три дня они приехали в Гофер-Прери. Дул ветер, шел дождь со снегом.
Никто не знал об их приезде, никто не встретил их. Дороги обледенели, и единственным способом сообщения был автобус гостиницы, но они пропустили его, пока Кенникот сдавал багажную квитанцию начальнику станции — единственному человеку, который поздравил их с приездом. Кэрол ждала Кенникота внутри вокзала среди плотной толпы немок в платках и с зонтиками, бородатых фермеров в драповых куртках, работников, безмолвных, как быки. В зале стоял пар от сырой одежды, запах гари от раскаленной докрасна печки и зловоние от ящиков с опилками, служивших плевательницами. Дневной свет был бледен, словно зимние сумерки.