Главное управление
Шрифт:
Жена встретила меня отчужденно:
– Ты, по-моему, пьян, муженек…
– Так сегодня же праздник. День милиции, между прочим…
– Было бы что праздновать…
– Что ты имеешь в виду?
– Продажность вашу, алчность, жестокость… Продолжить?
Внезапно мне стало обидно от таких ее слов.
– Да, – сказал я. – В чем-то ты и права. Но какая страна, такая и ее полиция. Но страна-то живет… Разнолико и многогранно, Оля. И в полиции тоже есть как подонки, так и герои. Не надо всех марать черной кистью.
– Я не обнаруживаю в тебе особенного героизма, – сказала она и ушла в спальню.
А я демонстративно улегся спать на диване в гостиной. Раздумывая о том, что работаю в удивительной организации, где отвага и беззаветность непринужденно уживаются с махровым мздоимством и изощренной подлостью.
Утром она меня разбудила:
– Юрочка, вставай, у меня с теткой беда…
– Чего такое? – встрепенулся я.
– Обокрали…
– Ну, излагай…
– У нее муж три месяца назад умер, ты же знаешь… Так вот. Приезжает якобы его приятель. Солидный, с орденами на пиджаке… Так и так, я – друг покойного. Как – он умер? И начинает рыдать… Потом представляется едва ли не помощником президента, трясет своими побрякушками и просит тетку свозить его к могиле мужа. Там опять рыдает. Да так, что ей стыдно стало, ибо не убивалась она по усопшему столь истово. После везет ее в ресторан. Потом – до дома. Целует ручку. Она поднимается на этаж, дверь открыта, квартира – обчищена… Лезет в сумку – ключей нет. И обнаруживает их на столе в гостиной. Он их спер, ключи… То ли в машине, то ли на кладбище…
«Не ко мне это, – едва не слетело с моего языка. – К городским сыскарям, специализирующимся на мошенниках, у меня темы иные – организованные группировки, заказные убийства, поставки оружия…»
Тут я поймал себя на странной и пугающей мысли, что к проблемам и жены, и ее тетки я, в общем-то, достаточно безразличен и даже испытал досаду от того, что текучку дел усугубила нежданная несообразность.
Но тут же, устыдившись черствости своей приобретенной и дабы вконец не разочаровать жену ущербностью своей персоны, промолвил:
– Что же… Сейчас пошлю к тете оперов…
Я напряг один из своих отделов, связался с ГУВД, и через три дня мошенника задержали. Прессовали его плотно, все похищенное он вернул. За незаконное ношение Звезды Героя Социалистического труда один из сыскарей, приверженец прежних коммунистических традиций, смазал ему по физиономии:
– Ты понимаешь, какой орден на себя нацепил, падла?!
– А что, разве мне не идет? – жеманно встрепенулся тот. И тут же получил добавку ребром ладони по шее.
В итоге при процедуре опознания мазурик пал перед тетей на колени в запальчивых извинениях.
После чего ядовитые упреки а адрес разложенной и недееспособной милиции у жены иссякли.
И отношения наши, слегка пошатнувшиеся, выправились.
Только надолго ли? Я чувствовал: что-то во мне изменилось, истаяло что-то главное и очень важное. И это также чувствовала Ольга. Отсюда возникшая между нами отчужденность. И к чему она приведет? Надо что-то делать, что-то исправлять…
Но – что?!
И зачем я когда-то примерил на себя чужую жизнь? Не будет мне в ней счастья, точно…
А потом из Америки прилетел крайне довольный Коромыслов. Вызвал меня в кабинет. Сказал:
– Спасибо, Юра, за поездку. Понял, почему и Решетов тебя ценил, и все остальные… Правильно ты работаешь и с правильными людьми дружишь…
Я понял: речь идет о хлебосольных Алике и Лене.
– Вот… – Достав из ящика письменного стола, вручил мне увесистую коробку, намертво, в несколько слоев запечатанную плотной липкой лентой. – Леночка просила передать…
Уже и Леночка…
– Чего это?
– Посылка для ее матери… Сказала, чтобы отдал тебе, она приедет – разберется…
Коробка была увесистой, килограмма два, не меньше.
Вернувшись в кабинет, я положил ее перед собой на стол. Тут тренькнул телефон:
– Юра, – зашелестел вкрадчиво и ласково голос моей бывшей любовницы, – не могу до тебя дозвониться, наконец-то прорвалась!
– Коробку мне отдали, – сказал я. – Не беспокойся.
– Положи ее в свой сейф, приеду – заберу… Там всякая мелочевка для мамы, но очень важная… В сейф, хорошо?
– Ну ладно…
– Целую тебя, милый.
Бархатные и просящие интонации, столь для нее нехарактерные, заставили меня призадуматься: с чего бы такой тон?
Так… Поступим грубо и решительно.
Я взял острый нож и взрезал послушно расступившуюся под его бритвенной остротой пленку. Вскрыл коробку, изготовленную из прочного пластика.
И обомлел.
Коробка была набита кольцами, ожерельями, браслетами и серьгами. Такого качества ювелирных изделий я не видел ни разу в жизни. Каждое из них являло произведение искусства. А какие чистейшие и огромные бриллианты были вкраплены в золото и в платину!
Ну, аферистка! Так развести на провоз контрабанды бравого генерала! За пару обедов, несколько экскурсий и, подозреваю, интим… Вот почему она интересовалась дипломатическим статусом делегации, все ясно. Неясно – отчего все это ослепительное богатство она заслала в Россию. Вероятно, под заказ знакомых ей толстосумов.
Так или иначе, но теперь мне предлагалось уместить эти сокровища в служебный сейф, отменная мысль! Особенно если грянет какая-либо проверка фискалов – конечно, маловероятная, но сколько неприятностей приходит тогда, когда ожидание их и в голову не приходит!
Вот же мерзопакостная семейка досталась мне в ближайшее мое окружение! Бесстыжие, вероломные твари. Все, пора с ними кончать. Или они когда-нибудь кончат со мной.
Кстати, идея. Можно через несколько дней поведать ей о такой проверке, об изъятии бриллиантовых излишеств, о служебном расследовании. Все я ей, конечно, отдам, но нервы потреплю. Решено!
– К вам Акимов, – донесся из динамика голос секретаря.
– Пусть заходит… – Я убрал коробку в портфель.
Акимов вошел, покрутил головой по сторонам, обронил тихо: