Главное управление
Шрифт:
Глава 7
Москва встретила нас холодным осенним дождем, словно отсекшим солнечную даль еще таявшего за чеченскими горами лета.
Самолет в Москву прилетел поздно, и из аэропорта Акимов предложил поехать на ночевку к нему домой, благо рядом располагался ночной магазин, где двое заядлых холостяков могли купить провизии и выпивки, дабы отметить свое возвращение на сохраненных конечностях в родные пенаты.
Квартира Акимова меня впечатлила. И формой – сто пятьдесят квадратных метров в закрытом, охраняемом комплексе с подземным паркингом, и – содержанием. Мебель – из дубового массива с искусной резьбой, персидские и кашмирские ковры на паркете отборной доски, плазменные
– Вот, вложился в свое время в недвижимость, – поведал он. – Решил, что пора пожить как человеку после мыканий по коммуналкам. Кстати, и ты подумай… Есть у меня свои застройщики, подыщем вариант…
– Что за застройщики?
– Надумаешь – познакомлю, – ответил он.
Я прикинул количество имеющихся у меня средств. И пришел к внезапному выводу, что благодаря своей службе и всякого рода оказиям вполне мог бы обзавестись подобным жилищем. Вот чудеса! То не знал, на какие шиши следующий день прожить, то не ведаю, куда деньги девать…
– Я уже надумал, – сказал я, озирая высокий потолок, отороченный изысками лепнины.
– Когда строительный бум начался, – поведал Акимов, хлопоча у плиты, – никто еще сообразить не мог, насколько выгодное рисуется дело. Коммерсанты подминали под себя строительные комбинаты, а коммерсантов в свою очередь – бандюги. Доходы блуждали шальные. Ну, пришла ко мне парочка деловых евреев, запутавшихся в отношениях с разбойниками, попросила защиты. А запутались они крепко, безвылазно, можно сказать. Ну, я и Баранов, сегодняшний шеф нашего убойного отдела, а тогда – битый уже муровец, решили терпилам помочь. Ну, и еще один проворный тип к нам подвизался, он в министерстве сейчас… Не будем лишний раз имена трепать. А денег у терпил – пшик, выжали их жулики досуха. Но зато ресурс связей – ого-го! Ну, вот мы впряглись. На правах дольщиков. Бумаги, естественно, на родственников оформили, чтобы нам задницы жандармы из УСБ не порвали… В общем, теперь существует компания «Капиталстрой». Слыхал?
Я удивленно присвистнул.
– Еще бы!
– Так что сделаем тебе хату по сиротским ценам, – продолжил Акимов. – Сейчас новый дом с пентхаусами строится, возьми себе подходящую площадь, вложи бумагу в стены, не жмись.
– А чего ж ты в ментовке колупаешься? – задал я невольный вопрос. – Сидел бы себе, палец слюнил да дивиденды считал…
– Думал, – кивнул Акимов. – Много думал. И понял: не смогу без погон и оружия. Без жизни рисковой. Без конторы. Увяну, сопьюсь или сдохну. От ожирения и тоски. К тому же как другу открою тебе: у меня бзик, как запой: пару раз в год иду в казино и возвращаюсь оттуда гол и бос. Болезнь, вероятно. А домой вернешься без гроша, перекрестишься – хоть стены остались…
– Жениться тебе надо, – сказал я.
– А тебе? – Он досадливо поморщился от брызнувших со сковороды капель шипящего жира. – Нашелся наставник… – Затем продолжил сокрушенно: – Где их взять, толковых баб? Одни дуры и хищницы… Или – прелюбодейки с внутрисемейными заморочками. Есть у меня, к примеру, одна привходящая дама. Семья у нее, пара деток, муженек. Он-то, собственно, нас и свел нечаянным образом. У дамы бизнес торговый, муженек на подхвате, а вернее – на довольствии… Ну, был бандитский наезд, он через знакомых на меня вышел, я с урками разобрался, а он, результатом вдохновленный, под крышу ко мне попросился. Вернее, супругу свою отрекомендовал. И на первом же нашем представлении она мне глазки на прощание состроила и в карман пиджака визиточку с явным значением уместила. Ну, понял я – дело за малым… А что бизнеса ее касалось как такового, проблем там – никаких. Все чисто и правильно, хотя денежно. Ну, а эпизод с наездом бандитским – горестная случайность. И вот беру я деньги месяц за месяцем за красивые свои глаза, а потом этот самый роман случается, и неудобно мне уже с любовницы получать. Да и повторяю: не за что. А деньги мне ее муж возил. Ну, он тоже понимает, что платит за пустоту, и состоялся между нами в итоге прямой разговор: что, дескать, будем мы рассчитываться по факту устранения неприятностей, коли такие случатся, а налог на безопасность аннулируем. На том расстались. Но проходит, представь, год, звонит мне моя дамочка и спрашивает осторожно: уехал ли от меня ее муж? Я спрашиваю: а он что, приехать был должен? Конечно, он тебе ведь деньги за крышу повез, как обычно… То есть ты понял? Этот тип родную жену разводил на бабки! А она мне – ни гу-гу, все вроде в порядке вещей.
– Ну, потом-то она взъерепенилась на муженька?
– А как взъерепенишься? Куда тут дернешься? Ничего ведь и не скажешь… У нас же с ней прямого контакта как бы и не было, все через него… Так откуда, в таком случае, информация? В трамвае встретились или на приеме в посольстве? Придумать-то можно было, да и придумалось бы… Она не захотела. Да и не расстроилась особенно, представь. Ладно, сказала, с меня не убудет. А его тоже понять можно: любовница новая, потому расходы усиленные, и тактика их компенсации соответствующая. А семья, говорит, это свято. Чего из-за чепухи копья ломать? Он к тому же заботливый папа. В зоопарк с дитем ходит, букварь помогает осваивать… Такая вот либеральная жизненная философия. Но я бы на месте этого кобелеватого прихлебателя оказаться бы не хотел. Есть у меня еще пара близко знакомых рублевских жен с аналогичными историями. Но эти девочки попроще, от скуки сытости их на приключения тянет. Да и знаешь, почему они рублевские? Потому что раньше стоили рубль… Теперь – оконцовочка сказанному: невезуха у меня с большой и вдумчивой любовью, Юрок. Из деревни, что ли, какую невесту вывезти?..
– Но деревню из нее не вывести…
– И это точно…
На работу мы приехали, всласть отоспавшись и застав там ожидаемый тарарам: снятие Решетова перевернуло вверх дном правоохранительный улей, и в своем будущем никто уверенности не испытывал. Часть конторы бурлила, пытаясь обрести гарантии и благосклонность нового начальства, другая замерла в тревожном беспомощном ожидании.
Не желая вслепую соваться в высокие кабинеты, я с целью ориентации в пространстве рискнул позвонить Иосифовичу.
– У тебя все хорошо, – буркнул он. – Функционируй, скоро увидимся. Привет Акимову твоему, скажи, что обещал – исполню.
Назначенный верховодить нашим доблестным управлением генерал Сливкин – полный, подвижный мужичок лет пятидесяти, отчаянный добродушный матерщинник, – принял меня с неожиданной теплотой, сразу же подчеркнув свое расположение к моей личности, одобрив старания по службе и заверив в своей всесторонней поддержке.
В благоволении ко мне нового руководства сошлось много факторов: покровительство заместителя министра, мощные результаты работы отдела, несправедливая опала со стороны Решетова, о которой все шушукались по углам, и боевое крещение в Чечне. Кроме того, ущемить меня, племянника вице-премьера, едва ли бы кто и рискнул. И начальством я рассматривался не в качестве жертвы, а в виде возможной опоры, способной пригодиться в его передвижениях по скользким коридорам власти.
В конторе между тем хрустели кости неугодных, шла борьба за квадратные метры кабинетов и их удобства между новыми назначенцами и тасовалась кадровая колода командных звеньев.
С тоскливыми всхлипами пропадали в безвестность и никчемность прошлые шефы, а на смену им, горделиво расправив плечи, входили в просторный парадный холл пришлые варяги, надменно всматриваясь в предстоящее для освоения пространство.
Готовность к поддержке выразил мне и Олейников, после возращения из Чечни получивший звание генерал-лейтенанта и должность начальника одного из самых значимых управлений Лубянки. С орденами он нас не обманул, он вообще не был склонен к вранью и пустым обещаниям, как множество особей с лампасами, и вскоре нас с Акимовым удостоил внимания наш министр, вручив ордена Мужества и новые погоны: мне – полковничьи, соратнику – рангом ниже.
Погоны, как и было обещано за надлежащую справочку, нам выхлопотал Владимир Иосифович, присутствовавший на процедуре нашего возвеличения. Новый начальник конторы генерал Сливкин вдумчиво аплодировал происходящему на его глазах действу, с нежностью взирая на своих осыпанных милостями высшего руководства подчиненных.
Большой дипломат и дока Иосифович сделал во имя упрочения моих позиций и последующий ход, пригласив меня и Сливкина в свой кабинет, где за коньячком спросил моего мнения, как, дескать, наладить действия Управления, изжив проклятое наследие бандита и коррупционера Решетова.