Главред: Назад в СССР. Книга 1
Шрифт:
– Что сделать? – выпучила глаза Громыхина.
Тьфу ты, опять сбился на разговорный сленг двадцать первого века. Надо быть внимательнее.
– Разузнайте, пожалуйста, – поправился я. – И добейтесь разрешения на разговоры и публикации.
– Поняла, – кивнула Клара Викентьевна. – Товарищ Краюхин, хочу напомнить, ждет вас сегодня по поводу слета комсомольских поэтов. Можем пойти к нему вместе, вы доложите ему о решении вопроса со статьей о молодежной культуре, а я… Я попробую уговорить его дать нам возможность пообщаться с ликвидаторами аварии на атомной станции.
– Спасибо, – я искренне поблагодарил парторгшу. –
– Сектанты, – подала голос неприметная до этого девушка в темном платье, худенькая и черноволосая. – На городском кладбище начали орудовать сектанты.
– Так-так-так, – подбодрил я ее. – Напомните, пожалуйста, как вас зовут?
– Соня Кантор, – с готовностью ответила девушка. – То есть… Извините, София Адамовна Кантор. Корреспондент.
Кантор. Знакомая фамилия. Точно! Вот ведь я дурень, сам же недавно вспоминал портреты известных сотрудников, висящих в коридоре нашего холдинга. Иосиф Кантор – военный корреспондент «Любгородских известий», отец Адама Кантора, спецкора по криминальной хронике… А эта скромная девушка с типичной семитской внешностью – его внучка. Тоже, к слову, из старой гвардии, ветеранов районной журналистики. Только если Марта Мирбах потом уехала в Питер, то София Адамовна Кантор в те же приснопамятные девяностые репатриировалась в Израиль. И возрожденные «Любгородские известия», занявшие место «Андроповских», потеряли вместе с ее отъездом отличного журналиста-расследователя. Но все это в моем интересном сне пока еще не наступило, и молодая София Кантор сейчас у меня в подчинении. Эх, нам бы в две тысячи двадцать четвертый год этих фанатов своего дела! Кажется, я начинаю совсем по-другому относиться к нашим пожилым корреспондентам…
– Спасибо, София Адамовна, – все это пронеслось в моей голове за считанные секунды, и я вежливо кивнул будущей звезде журналистских расследований. – Извините мою забывчивость, скоро все придет в норму. Так что вы там говорите про сектантов на кладбище?
Вся редакция с неподдельным интересом повернулась к Соне, и та тихим, но уверенным голосом принялась рассказывать.
– Это было одиннадцатого октября, на прошлых выходных. В этот день отмечается Покровская родительская суббота, и одна семья пришла на кладбище убраться на могилах…
От меня не укрылось выражение лица Клары Викентьевны, когда она услышала о церковном празднике. Как парторг товарищ Громыхина этого, разумеется, не одобряла, однако благоразумно промолчала. И это прекрасно, потому что от истории Сони уже веяло чем-то таинственным. А еще – жареным [5] .
– Так вот, – продолжала девушка, – они заметили, что могила их родителей и еще несколько соседних подкопаны. В чужие эта семья, разумеется, не полезла, но из захоронения родственников достали… кости животных, черепа. А рядом, в мусорной яме, нашли зарезанную белую козу.
5
«Жареный» материал – актуальный, сенсационный, вызывающий общественный резонанс.
– Ох-х! – по кабинету разнесся тяжелый вздох.
– А что милиция? – сосредоточенно спросил я, удивляясь, почему все остальные слышат об этом впервые.
– Насколько
– Так, – во мне моментально включился журналистский азарт. – Начинаем собственное расследование. Валя! Валентина! Зайдите, пожалуйста!
Только покричав на всю округу, я, к своему стыду, осознал, что на моем столе стоит коммутатор, и секретаршу можно было вызвать одним нажатием кнопочки.
– Да, Евгений Семенович? – тем не менее, никто не засмеялся, и даже сама Валентина не подала виду, что я сделал что-то не так.
– Валя, свяжитесь с Доброгубовым и скажите, чтобы готовил машину к городскому кладбищу. Если будет перечить, переключайте на меня.
– Хорошо, Евгений Семенович, – с готовностью кивнула Валя. – Я подготовлю путевой лист. На кого выписывать редакционное задание?
– На Софию Кантор, – не раздумывая, сообщил я и потом добавил: – На фотографа Леонида Фельдмана. И я тоже поеду.
– Евгений Семеныч, разреши мне? – неожиданно поднял руку худой и длинный Виталий Бульбаш.
– Едем, – согласился я. – Остальные – готовим свои материалы. По запросам обращайтесь к Вале… Впрочем, вы все знаете. Я на телефоне… – сказав так, я тут же осекся, вспомнив, что никаких мобильников тут и в помине нет. – Буду, когда приеду.
С машиной никаких проблем не возникло. Когда мы собрались и спустились к крыльцу, нас уже ожидала черная двадцать четвертая «Волга» с водителем средних лет. Любопытная деталь, кстати, потому что районкам обычно выдавали «уазики». Об этом наши ветераны рассказывали, когда вспоминали, как их помотало по деревням и колхозам, и как весело было идти за трактором, посадив советский джип в грязевую яму. А покойный редактор, кого я сейчас изображаю во сне, был тем еще сибаритом – ездил на продукции Горьковского автозавода. За что ему мысленная благодарность от гостя из будущего. Итак, я сел впереди, Соня с Леней и Бульбашом разместились сзади. А потом мы поехали по советскому Андроповску, который пока еще не успели переименовать обратно в Любгород.
Машин встречалось намного меньше, чем в наше время, зато было гораздо больше автобусов – желтые шестьсот семьдесят седьмые ЛиАЗы с «бутылочным» звуком двигателя, длинные венгерские «Икарусы» с гармошкой. Нам даже попался один шестьсот девяносто пятый ЛАЗ, который я в собственной реальной жизни видел только в старых советских фильмах и на фотографиях.
В голове промелькнула мысль: а может, все это – не сон? Слишком уж он подзатянулся, да и выглядит все как-то уж слишком реально. Но если мне ничего не чудится, то как тогда я попал в прошлое? Реинкарнация? Переселение душ? Не просто же так я очнулся в теле Кашеварова…
– Приехали! – доложил водитель, отвлекая меня от нелегких раздумий.
Раньше в Любгороде было огромное старое кладбище под названием Успенское – в самом центре города, рядом с главным собором с таким же названием. Но в тридцатых годах прошлого века его взорвали, а вместо погоста построили парк. В свое время о нем ходили разные жуткие истории, даже люди, говорят, пропадали. Но в двадцать первом веке об этом уже просто не думали и каждый год теперь проводили день города, как в Твери. С мороженым, аттракционами и салютом.