Главы для «Сромань-сам!»
Шрифт:
А Ганя в ту ночь в том сарае повесилась…
Очень страшно с тех пор Юле и совсем ничего не понятно. Теперь нет уже наших, нет ваших и кто угодно снасильничать может в сарае, который Юрко потом спалил. Молча.
Такого любить не получается, кто так тяжко, так страшно молчит. Постоянно.
Его все боятся, даже Немцы, что приезжали выдать ему белую повязку Schutzmann, потому что же не понять что у человека в голове, если молчит постоянно.
И чёрных кудрей на голове не осталось, а только короткие волосы, совсем белые от седины. Лицом чёрный стал, будто пламенем опалился или копоть въелась от сарая сожжённого. Молча.
Он
Вот с тех пор дядька Митяй и запил. Беспробудно.
– Ння! Пшол, Мухортый! Мать твою!.
* * *
эпиграф:
«ну ладна – проехали!»
(бормотнул паровоз Анне Карениной)
Если бы киты могли дотягиваться ластой до ласты, они бы тоже стали венцом природы, потому что скелет их ласты не сразу отличишь от кисти человека, до того изумительно совпадают—один к одному—по своему строению, то есть, если в размеры не вникать.
Однако вот не достают заразы, по причине удалённости расположения одной ласты от второй, в остальном сложении скелета. Поэтому киты лишены возможности развить в себе умение забивать косяк. Не дотягиваются, ни правая до левой, ни наоборот. И, несмотря на подходящую структуру в ласте, киты всю жизнь вынуждены перебиваться на планктоне. Что, кстати, жаль – могли бы стать человеку братьями по разуму…
Он ласкающим взглядом обвёл аккуратный холмик зеленовато-бурой смеси дряни с табаком по центру левой ладони, чуть южнее бугров Венеры, и – приступил… как там в той песне? «…и когда летал Экзюпери…» который, кстати, Сэнт-, но приставочку-то ему отчикнули за то, что не влезала в размер строки… или всё же из соображений Научного Атеизма? «Сэнт», как никак, «Святой» на многих Западно-Европейских языках … да но за что его к Святым причислили?. хорошо летал должно быть, авиатор… или вот эта вот: «Давайте-ка, ребята, закурим перед стартом – у нас ещё в запасе…» и сразу тянет записаться в Отряд Космонавтов… а вот интересно, а они ну пока там, пока на орбите… нет! в невесомости всё разлетится, без гравитации забить не получается и там, наверху, никакая ласта не поможет…
Заботливо, готовый продукт размещён в нагрудный внутренний карман. По аэродинамической трубе коридора вдоль рядов герметично закрытых дверей, он достиг лестничной клетки и как челнок—туда-сюда, но каждый поворот уже одним уровнем ниже—снизошёл на стартовую площадку вестибюля общаги, чтобы через шлюз входного тамбура совершить выход на пыль тропинок далёких планет вечернего парка…
От Почтового Офиса рядом с Музеем, неспешно прогулочным шагом я направился вдоль улицы Синего Кабана с тем, чтобы обогнув Картинную Галерею Церкви Христа по левую руку, пройти до слияния с улицами Короля Эдварда и Ориел, а затем, по второй из них, до угла, где она сменяется улицей Мертон-Стрит.
Такой достаточно неторопливой и отчасти даже чинной походкой (чему не смог стать помехой даже небольшой инцидент по пути), я миновал её всю, а достигнув Хай-Стрит, свернул налево.
Следующим вдоль тротуара моего следования явился угол Логик-Лэйн, рядом с которым, под уличным столбом напротив импозантного фронтона Колледжа Королевы с его тремя мраморными фигурами на краю крыши, я различил своего визави для предстоящего нам тет-а-тета в его обычном убранстве: полумакинтош из шотландского тартана
Его неизменная спутница – курительная трубка с крутогнутым стаммелем, создавала неизменно восточную ауру под его неизменно орлиным носом.
– Добрый вечер, Ватсон, – приветствовал он меня. – Вам стоило бы подать иск против той дамы с собачкой на Мертон-Стрит.
На меня нахлынуло обычное для подобных случаев изумление:
– Однако это уже слишком чересчур и как такое вообще возможно? Вы ведь не следовали за мной как принято у шпиков на службе Третьего отделения Царской охранки?»
– В этом нет надобности, друг мой. Кустики вокруг Колледжа Мертона излюбленное место собачников для выгулки их сук и кобелей, а близкое расположение прорех друг к другу, которые появились внизу штанины ваших новых брюк – свидетельство тому, что челюсть гадкой твари не отличалась шириной и, следовательно, мопс… нет, прошу прощения, судя по высоте, на которую пёсик смог задрать ножку, оставляя мокрое пятно своей мочи на второй вашей штанине, у дамы в синем был – чихуахуа.
– Поразительно! Но как вы угадали цвет её кринолина?
– Но вы ведь не станете утверждать, что синий зонт у вас в руках, для обороны от возможных нападений дальнейших псов, был вам подарен женщиной в зелёном?
Однако что дороже – зонт или штаны? Подайте иск на возмещение ущерба…
Не дожидаясь пока с меня схлынет ошеломлённость, он зашагал вдоль Хай-Стрит, минуя Колледж Университета и угол Мэгпай-Лэйн, а вскоре остановился снова и, что симптоматично, опять у столба, но на этот раз через дорогу от Церкви Святой Девы Марии, на беломраморном теле которой, поверх церковных врат, до сих пор темнеют жестокие засосы от пуль «железнобоких» вояк Оливера Кромвеля, не ценящие искусство скульптуры протестанты устроили тут пальбу в 1649 году.
– Итак, дорогой Ватсон, мы на месте преступления, не так ли?.
Мне снова пришлось впадать в удивление, ведь именно по этому поводу и была послана моя телеграмма в Лондон на Бейкер-Стрит, а сам я до сих пор пребывал в шоке от хладнокровного убийства среди бела дня, свидетелем которого невольно пришлось стать и мне.
Не дожидаясь моих обычных «но как скажите?» или «скажите мне на милость!.», он пояснил:
– Элементарно, Ватсон, вы телеграммой назначили мне встречу на Хай-Стрит, а некоторые «бобби» на службе Её Величеству несут её не слишком добросовестно.
Загубник вынутой изо рта трубки указал на обрывок ленточки привязанной к столбу, которой Скотланд-Ярд огораживает акры площади для сбора окурков и, если повезёт, улик.
– Запах лосьона и свежий порез на вашей правой щеке дедуктивно оповещают, что сидели вы как раз вон там. – Трубка махнула в сторону широкого стекла парикмахерской. – Продолжите, пожалуйста…
– Всё случилось так неожиданно… Ударил колокол на церкви, я взглянул через витрину, тот человек открыл вдруг рот и – рухнул с тесаком в спине, а позади, как продолжение, стоял такой же, те же усы и котелок, эффект «матрёшки», знаете ли, просто жуть берёт… Убийца взглянул на жертву у себя под ногами, перекрестился, переступил, сел на велосипед и – уехал. Вот, собственно, и всё…