Глаз бури
Шрифт:
По мере того, как нагружались фургоны Верховного короля, грозный рокот барабанов сменился отдаленными криками Погонщиков и щелканьем хлыстов.
– Он отступает!
– счастливым голосом сказал Деорнот.
– Мы это сделали!
Джошуа покачал головой:
– Но почему? Мы уничтожили лишь малую часть его войск.
– Может быть, он просто понял, как силен Наглимунд?
– прищурившись, спросил Изорн.
– Тогда почему они не ждут нас снаружи?
– возразил принц.
– Эйдон! Что здесь происходит? Я мог бы еще поверить, что сам Элиас отправился обратно в Хейхолт,
– Чтобы выманить нас, - тихо сказал Айискалдир, - на открытое место.
– Нахмурившись, суровый риммер провел большим пальцем по лезвию своего ножа.
– Это возможно, - сказал принц.
– Но странно - король хорошо меня знает.
– Джошуа… - Ярнауга смотрел вдаль за снимающуюся с лагеря армию, на утренний туман, заволакивающий северный горизонт.
– Там, на севере, очень странные тучи.
Остальные напрягали зрение, но не увидели ничего, кроме смутных пределов Фростмарша.
– Какие тучи?
– медленно спросил принц.
– Штормовые тучи. Очень странные. Я никогда не видел таких к югу от гор.
Принц стоял у окна, прижавшись лбом к холодной оконной раме, и слушал бормотание стелющегося ветра. Пустой двор внизу окрашивал нежный лунный свет, темные силуэты деревьев раскачивались на ветру.
Воршева выпростала белую руку из-под мехового покрывала.
– Джошуа, в чем дело? Холодно. Закрой окно и возвращайся в постель.
Принц не обернулся.
– Ветер проникает всюду, - сказал он тихо.
– Его нельзя не впустить и нельзя остановить его, если он захочет уйти.
– Слишком поздняя ночь для твоих загадок, Джошуа, - сказала она, зевая, и расправила свои чернильные волосы, так что они распростерлись по простыне, словно черные крылья.
– Может быть, для многого уже слишком поздно, - ответил он и подошел, чтобы сесть на кровать рядом с ней. Джошуа нежно провел рукой по изгибу ее лебединой шеи, но все еще не отводил взгляда от окна.
– Прости меня, Воршева. Я… непонятен тебе, я знаю. Я никогда не был правильным - ни для моих учителей, ни для моего брата или отца… ни для тебя. Иногда мне кажется, что я появился на свет не в свое время.
– Он погладил ее по щеке, ощутив тепло ее дыхания.
– Когда я гляжу на мир, каким он предстал передо мной, меня охватывает только чувство невыносимого одиночества.
– Одиночества?!
– Воршева села. Меховая накидка упала; гладкую кожу женщины прикрывали только нити лунного света.
– Клянусь моим кланом, Джошуа, ты жестокий человек! Неужели тебе не надоело наказывать меня за злосчастную попытку помочь принцессе? Как ты можешь делить со мной постель и называть себя одиноким?! Уходи, ты, унылый страдалец, иди спать с вашими холодными северными дамами в монашеской келье! Убирайся!
Она замахнулась, но он поймал ее руку. Несмотря на всю ее грацию, Воршеву трудно было назвать слабой женщиной, и она успела дважды хлестнуть его свободной рукой, прежде чем принц обезвредил ее, крепко прижав к себе.
– Спокойно, леди, спокойно, - засмеялся он, но лицо
– Ты права, - сказал он, - я нанес тебе оскорбление и прошу прощения. Мира, о благородная леди.
– Джошуа наклонился и поцеловал белую шею и покрасневшую от гнева щеку.
– Подвинься ближе, и я укушу тебя, - шипела она. Принц слышал, как бешено колотится ее сердце.
– Я боялась за тебя, когда ты шел в бой, Джошуа. Я очень боялась, что они убьют тебя.
– И я был испуган не меньше, моя леди. Многое есть в этом мире, чего следует бояться.
– Ты и теперь чувствуешь себя одиноким?
– Одиноким можно быть, - сказал принц, подставляя губы для укуса, - в благороднейшей и прекраснейшей компании.
Ее освобожденная рука обвилась вокруг его шеи. Воршева ближе притянула его к себе. Лунный свет серебрил их сплетенные тела.
Джошуа бросил костяную ложку в тарелку с супом и сердито смотрел на маленькие волны, избороздившие его поверхность. Обеденный зал гудел наплывом множества голосов.
– Я не могу есть! Я должен знать!
Воршева, которая ела молча, но со свойственным ей хорошим аппетитом, тревожно взглянула на него через стол.
– Что бы ни произошло, мой принц, - застенчиво сказал Деорнот, - вам понадобятся силы.
– Они понадобятся, чтобы говорить с вашими подданными, Джошуа, - заметил Изорн.
– Люди удивлены и встревожены. Король ушел. Почему в замке нет никакого празднования?
– Вы дьявольски хорошо знаете, почему!
– отрезал Джошуа и, сморщившись от боли, поднес руку к голове.
– Вы прекрасно знаете, что это какая-то ловушка: Элиас не мог сдаться так легко!
– Наверное, - сказал Изорн, но в его голосе не было убежденности.
– Но это не значит, что люди, словно стадо набившиеся за внутренней стеной, - он указал широкой рукой на толпящихся вокруг стола принца людей, большинство которых сидело на полу у стен обеденного зала, ибо стулья были драгоценностью, принадлежащей только знати, - что они тоже поймут. Вы можете ожидать этого от тех, кто провел долгую зиму в заваленном снегом Элвритсхолле.
– Изорн откусил еще один огромный кусок хлеба.
Джошуа вздохнул и повернулся к Ярнауге. Старик, чья татуированная змея в свете фонарей казалась живой и подвижной, был поглощен беседой с отцом Стренгьярдом.
– Ярнауга, - тихо сказал принц.
– Ты собирался поговорить со мной о странном сне, который ты видел.
Северянин, извинившись, отвернулся от священника.
– Да, Джошуа, - сказал он, наклонившись поближе, - но может быть стоит подождать и обсудить это наедине.
– Он прислушался к шуму обеденного зала.
– С другой стороны, здесь никто не сможет услышать нас, даже если сядет у вас под стулом, - старик изобразил холодную улыбку.
– Я снова видел сны, - сказал он наконец, и его серые глаза под густыми бровями сияли, как драгоценные камни.
– У меня нет власти вызвать их, но иногда они являются непрошенные. Что-то случилось с отрядом, посланным в Урмсхейм.