Глаз бури
Шрифт:
– Игьярик! Это Игьярик!
– слабо вскрикнул Бинабик. Сверкающая голова цвета слоновой кости ударила еще раз, и новый охотник отчаянно закричал в последнее предсмертное мгновение. Все прочие бросились врассыпную, с лицами, опустошенными бездумным ужасом, и тогда кривые когти белых лап вцепились в край расщелины, и длинное тело дракона появилось на поверхности. Огромная спина была покрыта странным бледным мехом, пожелтевшим, как старый пергамент. Удар хвоста, длинного, как турнирная дорожка, смел в расщелину еще двух вопящих охотников.
Саймон сидел на снегу,
Челюсти разжались. Серебристо-черное жало высунулось, как бы пробуя воздух. Голова приблизилась к Саймону.
– Ске'и, отродье Идохеби!
– закричал кто-то. Мгновением позже Аннаи прыгнул на спину чудовища, вцепившись в густой мех, чтобы удержаться. С песней поднял он меч и ударил по чешуйчатой лапе. Саймон поднялся на ноги и снова упал, когда хвост дракона поднялся, смахивая ситхи со спины. Аннаи пролетел пятьдесят локтей и бесформенной грудой упал в снег у открытого края долины. За ним был только туман. Джирики кинулся к нему с криком ярости и отчаяния.
– Саймон!
– закричал тролль.
– Побеги! Мы ничего не можем делать!
От резкого голоса Бинабика туман, заполнивший сознание Саймона, начал рассеиваться. В одно мгновение он вскочил на ноги и побежал следом за Джирики. Бинабик, стоявший на другой стороне расщелины, прыгнул в сторону, когда дракон сделал выпад, и огромные челюсти клацнули впустую, со звуком, с каким захлопываются железные ворота. Тролль упал в трещину во льду и исчез.
Джирики, неподвижный, как статуя, согнулся над телом Аннаи. Спеша к нему, Саймон обернулся. Игъярик выскользнул из разрушенной ледяной крепости и теперь, извиваясь, цепляясь за лед короткими лапами, полз через маленькую долину, быстро сокращая расстояние между собой и бегущей добычей.
Саймон хотел позвать Джирики, но горло у него перехватило, так что получился только придушенный хрип. Ситхи обернулся, его янтарные глаза сияли гневом и болью. Он встал на ноги возле тела своего товарища и поднял длинный клинок из покрытого рунами волшебного дерева.
– Иди, Древняя Тварь, - вскричал Джирики.
– Иди ко мне и испробуй Ивдрейу, ты, незаконное дитя Идохеби!
Саймон, пробиравшийся к принцу, слегса поморщился. Не было нужды кричать - дракон шел и так.
– Подойди сзади… - начал Джирики, когда Саймон подошел к нему, потом внезапно бросился вперед: снег под ним провалился. Джирики скользил назад, к краю долины и пустоте пропасти. В отчаянии он пытался схватиться за снег и остановился, когда ноги его уже болтались над пустотой. Аннаи лежал окровавленной грудой на расстоянии локтя от него.
– Джирики!
– Саймон остановился. За его
Саймон вдруг понял, что все еще несет Торн. Он поднял меч, - клинок теперь был легким, как ветка ивы, и пел в руках Саймона, словно натянутый канат на ветру. Саймон бросил взгляд через плечо; еще несколько локтей твердой поверхности - и все, дальше пустота. По ту сторону расщелины парила в облачном венце одна из отдаленных вершин - белая, тихая, спокойная.
Узирис, спаси меня, думал он. Почему дракон не издает ни звука? Несмотря на весь ужас происходящего, мысли его текли медленно и спокойно. Коснувшись рукой шарфа Мириамели у горла, он снова сжал обернутую серебром рукоять. Голова Игьярика раскачивалась прямо перед ним: пасть - черная яма, глаза - голубые огни. Мир, казалось, был создан из тишины.
Что же он крикнет перед концом?
Даже когда на него повеяло ледяным мускусным запахом дракона - запахом кислой холодной земли и мокрых камней, Саймон вспомнил слова, сказанные Джирики о смертных.
– Я здесь!
– закричал он и вонзил Торн в пустой глаз червя.
– Я… Саймон!
Клинок встретил сопротивление. Брызги черной крови полетели на него, обжигая, как огонь, как лед, опаляя лицо. Потом огромное бело нечто с грохотом обрушилось на него и унесло вниз, во тьму.
14 ТЕРЗАНИЯ
Оранжевая грудка малиновки, сидевшее на одной из нижних ветвей вяза, блестела, как тускнеющий янтарь. Птица медленно поворачивала головку из стороны в сторону, разглядывая заросший травой сад, и сердито чирикала, как будто была недовольна тем, что застала все в таком беспорядке.
Джошуа смотрел, как она улетала через стену сада, круто взмыв вверх над зубцами. Через секунду она превратилась в крошечное темное пятнышко на сером рассветном небе.
– Первая малиновка за долгое, долгое время. Может быть, это добрый знак в темном для нас ювене?
Принц удивленно обернулся и увидел Ярнауга, стоящего на дорожке, устремив взгляд туда, где исчезла птичка. Старик, стоя босыми ногами на холодной земле, по-видимому, не обращал внимания на холод, на нем были только штаны и тонкая рубашка.
– Доброе утро, Ярнауга, - сказал Джошуа, стягивая ворот плаща, словно ему холодно было даже смотреть на нечувствительного риммера.
– Что привело тебя в сад в столь раннюю пору?
– Старому телу не нужно много сна, принц Джошуа, - улыбнулся северянин.
– Я, в свою очередь, мог бы спросить вас о том же, но полагаю, что знаю ответ.
Джошуа угрюмо кивнул:
– Я не спал как следует с тех пор, как впервые вошел в подземелье моего брата. Теперь постель моя несколько удобнее, чем в тюрьме, но заботы заняли место цепей и не дают мне отдохнуть.