Глеб Белозерский
Шрифт:
Погребальный молебен проходил торжественно и долго при большом стечении ростовчан. Служил сам владыка Кирилл в сопровождении двух архимандритов и двенадцати священников, всех, кого удалось собрать в городе и окрестностях. Пел мужской хор Аврамиева монастыря. Под сводами собора толпились ростовчане, воины гарнизона во главе с Антипом Евлампиевым, бояре, торговые и посадские люди. Не всех ростовчан увел в полон Батый. Многие сумели попрятаться по окрестным лесам и теперь возвратились по домам. Пришел и Бурхан с несколькими людьми из своего окружения. Затянувшаяся панихида вскоре надоела ему, и, тяжело ступая по
Княгиня Марья Михайловна, скорбная, почерневшая от горя, стояла у дубового гроба, держась за его крышку. За подол ее платья уцепился семилетний Борис. Не по-детски серьезным, сосредоточенным, понимающим взглядом смотрел он на гроб. Когда панихида закончилась и шестеро дюжих монахов подхватили гроб, чтобы нести его в подвал собора, Борис заплакал, причитая:
– Батюшка, не уходи. Не покидай нас. Владыка Кирилл поспешил успокоить мальчика.
– Батюшка твой, князь Василько, не уходит от нас. Душа его остается с нами, и с твоей матушкой, и с тобой, князь Борис, и с твоим маленьким братом Глебом. Ты теперь князь Ростова, и негоже тебе показывать твоим подданным слезы. Горе мы все пережили великое, и еще много будет всяких горестей на нашем пути. Так что крепись.
Епископ говорил с Борисом уважительным тоном, как со взрослым. Неоднократно называл его «князем», а не «княжичем». Мальчик послушался владыки, взял себя в руки и унял слезы. Монахи понесли гроб с телом князя Василька в подвал, который теперь становился усыпальницей ростовского княжеского дома.
Маленького Глеба на отпевание не взяли. Княгиня Марья распорядилась:
– Мал еще Глебушка для такого скорбного зрелища. Не уразумеет - какое горе посетило нас. Пусть останется с мамкой в палатах.
Возвратившись из Успенского собора в княжьи хоромы, Марья Михайловна попросила владыку Кирилла прийти к ней. Выглядела она сдержанной и спокойной. Сумела взять себя в руки, хотя и стоило ей это огромных усилий. С епископом поделилась своими думами.
– Пожалуй, владыка, на Песках подходящее место для нового женского монастыря. На первых порах построим небольшой деревянный храм, кельи для послушниц. Назовем монастырь Спасским.
– Твердо решила, матушка, принять монашеский сан?
– Без моего ненаглядного Василька для меня нет мирской жизни.
– Воля твоя, княгинюшка. Готова ли ты к пострижению?
– Готова, владыка.
– Тяжелую ношу на себя взваливаешь, отрекаясь от мирского имени, мирских забав.
– Какие могут быть забавы у вдовы горемычной? А мирское имя сменю на монашеское. Назовусь Марфой.
– Не забывай про сынов малолетних: они нуждаются в воспитании, материнской ласке, заботе.
– С Божией и твоей помощью, владыка, воспитаем сынов, обучим грамоте. Подберу Борису и Глебушке достойного воспитателя, который научит их всем премудростям.
– Бог тебе в помощь, матушка…
В окрестностях Ростова, в местности, которую с давних пор называли Песками, закипела работа. Лесорубы заготовляли в ближайшем лесу добротную строевую сосну и везли бревна к месту будущего монастыря. Постепенно подымались стены храма, трапезной, монашеских келий, амбаров.
Тем временем владыка Кирилл совершил обряд пострижения княгини Марьи, ставшей в монашестве Марфой. Епископ предложил обряд пострига совершить в Успенском соборе при большом стечении народа и обставить его со всей торжественностью. Но Марья Михайловна решительно отказалась от такого предложения.
– Не надо торжественной и многолюдной церемонии, - запротестовала она.
– Достаточно малого домового храма.
Владыка Кирилл уступил, и постриг был совершен в малой церкви при архиерейских палатах. Все же собрали весь клир городских храмов, пришли Евлампий Неофитов с сыном, другие ростовские бояре, Григорий Меркурьев, княгинина челядь.
Кирилл прочитал покаянные тропари и молитвы, обращенные к рабе Божьей Марье, которая становилась теперь Марфой. Владыка испытывал твердость постригаемой троекратным повелением подать ножницы и троекратным повер-жением их. Каждый раз княгиня смиренно подавала их владыке и целовала его руку. Приняв наконец ножницы из рук Марьи, епископ крестообразно постриг ее и объявил новое, монашеское имя постриженной.
– Ты теперь отреклась от мира, - произнес владыка.
– Облачись же в новые одежды, приличествующие твоему сану.
Княгиня Марья, ставшая теперь Марфой, облачилась в черную рясу и камилавку, обычную монашескую одежду новообращенных монахинь или послушниц.
После церемонии пострижения состоялась беседа епископа с инокиней Марфой.
– До десятка женщин высказали желание стать послушницами нового монастыря, - сообщил Кирилл.
– В основном это ростовчанки, вдовы павших в последней битве воинов. Среди них и две знатных боярыни.
– Похвальное рвение к Богу, - сдержанно ответила Марфа.
– И я так думаю. А стоило бы тебе, матушка, стать настоятельницей нового монастыря.
– Бог с тобой, владыка, я ведь только послушница.
– Срок послушания можно и сократить, принимая во внимание твои благородные дела.
– Хотела бы продолжить работу над летописанием, написать о Ситской битве, о павших в бою князьях.
От прямого ответа на предложение Кирилла стать настоятельницей нового монастыря Спаса Марфа уклонилась. Ее не привлекала доля игумений с хозяйственными заботами, со всем нелегким бременем начальницы. Она считала себя книжницей, ее интересовало летописание. Епископ Кирилл не стал настаивать на своем.
Евлампию Неофитову, ставшему теперь управляющим княжеского двора, княгиня поручила очищать хоромы от скверны и приводить их в порядок. Хоромы были разграблены и опустошены, когда Батыево войско мимоходом занимало Ростов. А потом люди ханского баскака Бурхана изгадили все палаты, топили печи дубовой мебелью. Хорошо еще, что наиболее ценные вещи, сундуки с книгами, серебряную посуду, дорогие платья перед отъездом из Ростова княгиня распорядилась упрятать в тайники.
Боярин Евлампий, собрав всех уцелевших княжеских слуг и воинов из отряда сына своего Антипы Евлампиева, принялся за работу. Всякой скверны, мусора вывезли за город несколько подвод. Отыскались искусные столяры, которые принялись мастерить новую мебель. Вскрыли тайники, засыпанные толстым слоем земли. Княгиня Марья - Марфа - особенно пеклась о двух больших сундуках, набитых книгами. Среди них были летописи, творения отцов церкви, сочинения древнегреческих и византийских авторов, написанных по-гречески. Княгиня владела этим языком и намеревалась обучить древнегреческому и сыновей.