Глеб Белозерский
Шрифт:
Быков быстро освежевали. Туши разрубили на куски, требуху бросили собакам, ожидавшим своей добычи. Пока мясо варилось на костре в огромном котле, Капитон занимал князя Глеба разговорами.
– Давний обычай. Не нами выдуман. Старики говорят, в те времена, когда этого храма еще не было и весян еще не крестили, обещанный скот вот так же закалывался на капище. Считалось, что его мясо становится угощением для богов и лесных духов.
– Как же потом поступали с мясом обещанного скота?
– спросил Глеб.
– А делили между
– Значит, вы сохраняете старый языческий обычай жертвоприношений.
– Какие же это жертвоприношения? Устраиваем общую трапезу по случаю праздника Преображения. Вот и батюшка так считает. Праздник-то церковный.
Мясники, убедившись, что мясо сварилось, доложили об этом Капитону. Тот, прежде чем подать рукой сигнал к началу трапезы, приподнес большой кусок лучшего мяса на деревянном блюде гостю, князю Глебу. Потом подал по куску дружинникам. Большой кусок, целая ляжка, предназначался священнику, отцу Гурию: он был отцом большого семейства. Матушка пришла с большой плетеной корзиной, чтобы унести домой свою долю.
Потом староста подал знак, и прихожане один за другим подходили к котлу с деревянной тарелкой или деревянной дощечкой, заменявшей тарелку. Мясники вылавливали им из котла куски мяса, сваренные с луком и зеленью. Люди с едой расходились по поляне, располагались на траве. Все с жадностью набрасывались на молодую телятину, как будто давно не ели ее, обгладывали кости. Когда общая трапеза завершалась, к котлу подошла старая женщина, похожая на нищенку. Когда-то у нее была семья. Муж утонул в озере во время осенней непогоды, дети умерли от какой-то внезапно нахлынувшей на селение хвори. А сама женщина тронулась рассудком и превратилась в нищенку. Ей позволили выскрести со дна котла остатки еды.
Во время поездки в северную часть белозерского удела Глеб Василькович выяснил, что еще, по крайней мере, в двух селах, одно из них было волостное, церковные празднества сопровождались общественными трапезами с забоем скота. Забитый скот частично поедали прихожане, частично отдавали духовенству. Это напоминало языческие жертвоприношения дохристианских времен.
Возвратившись в Белоозеро, Глеб Василькович поделился своими впечатлениями с игуменом Иринархом.
– Как нам реагировать на сие? Ты викарий владыки на Белозерской земле. Тебе и решать.
– Давай вместе думать, князь. Ты увидел еще одно подтверждение того, что пережитки здесь зело живучи.
– Нужны меры осторожные и терпеливые, чтобы не оттолкнуть двоеверцев от православного храма.
– И что же ты предлагаешь?
– Для начала один маленький запрет. Лишить язычников права забивать обещанный скот недалеко от церковной паперти, осквернять ее кровью животных. Пусть ищут для такой цели другое место.
– Согласен с тобой. Этот нелепый обычай идет вразрез с принципами Священного Писания.
Во время очередного посещения Ростова князь Глеб нанес визит владыке Игнатию. Епископ был неутомим: много разъезжал по епархии, и не всегда его можно было застать в резиденции. Но на этот раз белозерскому князю повезло. Владыка оказался на месте.
Глеб рассказал о поездке на север и о том, как он стал свидетелем праздника в селе Чаронда на берегу озера Воже. Игнатий выслушал и задумался.
– Не знаю, что и сказать тебе, князь. Язычество надо искоренять или хотя бы ограничивать. Но как? Сразу и не скажешь. А бороться с ним надо.
– Мы с отцом Иринеем решили запретить забивать скот во время церковных праздников рядом с папертью храма.
– Это, конечно, малая и недостаточная мера. Но начнем с этого…
Почти одновременно произошло два семейных события. Белозерская княгиня Феодора родила мальчика, названного при крещении Романом. Глеб по этому случаю пошутил:
– Что же ты одних мальчишек рожаешь? Будем надеяться, что в следующий раз принесешь мне дочку.
Феодора на этот раз рожала тяжело. Младенец родился слабенький, а у матери сразу пропало молоко. Пришлось прибегнуть к кормилице. А Михаил носился по княжеским покоям с торжествующим видом и кричал каждому встречному:
– А у меня братец появился.
Чуть позже, недели через две, ярославская княгиня Марья Васильевна, супруга Федора Ростиславича Черного тоже родила мальчика. По желанию отца новорожденного назвали Михаилом.
Обрадованный Федор послал в Белоозеро гонца к князю Глебу. Передавал через гонца - будут когда-нибудь княжить в двух соседних княжествах, Белоозере и Ярославле, два Михаила. Марья тоже рожала тяжело, болезненно и после родов заболела родильной горячкой.
Глеб Василькович известил мать о рождении еще одного сына, Романа. Имя Роман было одним из самых распространенных среди князей Рюриковичей.
Тем временем князь Федор Ростиславич засобирался в Орду. Его отношения с боярами опять осложнились. Один из братьев княгини-матери, Ксении, когда Федор Ростиславич резко оборвал его в споре, сказал вызывающе:
– Ты не показывай свой норов, пришлый князь. Теперь у нас есть свой княжич Михаил. Если что, мы Михаила посадим на ярославский стол, а тебе укажем путь-дороженьку.
Федор Ростиславич смолчал, но подумал про себя - а ведь могут и указать, чтобы самим править Ярославлем именем малолетнего Михаила.
И он решил отправиться в Орду, чтобы заручиться поддержкой хана, получить из его рук ярлык на княжение. Перед дальней дорогой Федор посетил Ростов, чтобы посоветоваться с князем Борисом Васильковичем.
Но Борис не посоветовал ему ехать в Орду. Хан Берке болен и делами уже не занимается. На роль его преемника претендует один из его родственников, внуков Батыя, Менгу Темир. Он постепенно прибирает власть к своим рукам, но пока предпочитает оставаться в тени. Вряд ли он станет слушать Федора. Надо ждать.