Глиф
Шрифт:
Если предположение Марины было верно, то Игра становилась в стократ более опасной, чем предполагали все эти Белкины, Славики и Ники. Шаман — вот единственный, кто понимал… да нет, ни черта он не понимал!.. чувствовал, какие силы вовлечены в Игру… Все-таки он медиум. За его медвежьей внешностью скрывалась натура удивительной чувствительности и… чувственности. Его душа напоминала его руки: грубые, мозолистые, сильные и — нежные…
Под романтический рев дрели Марина окунулась в воспоминания о прошлой ночи, а когда спохватилась, со стыдом и возбуждением обнаружила, что пальцы сами по себе очутились у нее между ног.
А ну работать, красавица, скомандовала себе Марина. Ишь чего удумала, развратница! Дело надо делать! Но даже смущение и мигрень не могли побороть приятной истомы между бедер…
В теорию о лоа не укладывалось многое. Например, скандинавские руны. Кельтские символы. Европейская герметическая каббалистика. Коптский анкх. Обозначения алхимических процессов. Астрологические знаки. И прочее, прочее, прочее…
Как объяснить всю эту эклектику? Как увязать печать Соломона с v'ev'es, а руны — со знаками Зодиака?
Таинственный краевед, похоже, бился над той же загадкой. Он даже табличку составил, отсортировав известные ему глифы (о существовании некоторых из них Марина и не догадывалась, как например, о начертанной кровью пентаграмме где-то, судя по примечанию, в Заречанах; зато там не было известной ей трикветры из градин на парковке) не только по дате и месту появления, но и по размеру. Также он, по-видимому, полагал — как и Шаман — что некоторые глифы служат противоположным целям, считая v'ev'es «открывающими» глифами, а ту же пентаграмму — «закрывающим».
Шаман, придерживающийся той же точки зрения, так и не потрудился объяснить Марине, откуда он это взял. Они были слишком заняты прошлой ночью… Стоп, отставить, держи себя в руках. Но не в буквальном смысле!.. Знакомство Шамана с краеведом представлялось весьма сомнительным, следовательно, теория противостояния «открывающих» и «закрывающих» глифов имела и иных сторонников.
Все-таки война глифов… Анжела была права… Откуда она, кстати, вообще так много об этом знает?.. Или даже не война, а — гонка. Одни открывают, а другие — наперегонки — закрывают. Казаки-разбойники, только вместо стрелочек на асфальте — кровь, бензин и огонь…
Стоп.
Вот оно!
Все стало на свои места.
Игра обрела смысл. Эклектика глифов — тоже.
Ключевое слово — открыть.
Взломать. Подобрать ключ. Угадать шифр.
Отсюда и такое разнообразие в символике глифов! Это же просто перебор возможных версий пароля! Белкин когда-то, на заре их знакомства, щеголяя своими познаниями в компьютерах, объяснял Марине, что любой пароль можно взломать методом тупого подбора вариантов, и чем мощнее компьютер, тем быстрее это случится.
Вот зачем Игру сделали достоянием гласности. И даже простейшие одноклеточные, вроде Илоны или Иванки, задействованы в этой массированной глиф-атаке на защищенный… как там говорил Белкин? Точно, фаервол.
Стена огня.
А что за ней? Что по ту сторону огня?
Что же мы выпустим в этот мир, когда глифы сойдутся?
У Марины от этой мысли пробежал холодок вниз по позвоночнику, и зашевелелись волоски на затылке. Противная кисельная слабость разлилась по всему телу.
Ей показалось, что она уже знает ответ…
— Мариш! — прошипела ей прямо в ухо Глаша. — Вон он, краевед твой! Явился — не запылился…
Мучительно знакомый. Пожалуй, это было самое подходящее определение для краеведа. Знакомый — Марина на сто процентов была уверена, что видела его прежде — и в библиотеке (ну это понятно — где ж еще обитать краеведам?), и за ее пределами. А мучительно — потому что попытки привязать краеведа к какому-либо событию или компании, где бы они могли пересекаться, закончились для Марины обострившейся мигренью.
Краевед был самый заурядный. Плюгавенький, в стареньком синем пиджаке поверх шерстяного жилета и лоснящихся коричневых брючках. Редкие черные волосики тщательно зализаны на пробор, на плечах — перхоть. Усы, которые на мужчине более могучего телосложения (как у Шамана, например) можно было бы назвать моржовыми, но у краеведа, в сочетании с узким, вытянутым лицом и глазками навыкате, больше напоминали тараканьи. И тонкие длинные пальцы с узловатыми суставами…
Он взял свою стопку книг — Марина едва успела вернуть на место листок с табличкой глифов, — уселся за стол у окна, прямо возле рабочего, деловито бурящего стену, и, не обращая внимания ни на рев дрели, ни на мигание ламп дневного света, углубился в изучение материалов.
Профессионал, оценила Марина. Интересно, что он уже накопал?..
Еще пару минут она помучилась, пытаясь вспомнить, где виделась — а может, и общалась? — с краеведом, а потом махнула рукой и решила пойти ва-банк.
Набравшись наглости, она подошла к столу, придвинула себе стул и уселась напротив краеведа. Но он ее даже не заметил! Марине пришлось кашлянуть в кулак, чтобы краевед оторвался от книг и поднял голову.
— Марина Сергеевна? — удивленно и почему-то обрадовано спросил он. — Здравствуйте!
— Здравствуйте, — осторожно ответила Марина.
Чуда не произошло, краевед не вспомнился. Хотя вертелось буквально на кончике языка.
— Как успехи? — спросила Марина.
Краевед красноречиво вздохнул.
— Да как вам сказать… — уклончиво промямлил он.
— Скажите, как есть.
— Тогда — никак, — развел руками краевед. — Можете так и передать Анжеле Валерьевне.
Анжеле?! Так это она его сюда направила? Как интересно…
— Ну что же вы, — приободрила Марина. — Так вот возьмете и сдадитесь?