Глиф
Шрифт:
Ее собеседник опять вздохнул и понуро ссутулил и без того узкие плечи.
— Вы понимаете, Марина, — доверительно начал он, — Житомир — город, конечно, древний, но… Как бы это сказать… История его имеет место быть лишь в виртуальном измерении.
— Это как? — не поняла Марина.
— Город много раз перестраивали. Бомбили, сносили, разрушали, прокладывали новые улицы, срывали трамвайные пути, убирали речки под землю, планировали новые кварталы, разбивали скверы, строили школы… И все это — поверх старого, древнего, забытого, никому не нужного. Не берегли мы свою историю. И теперь у нас не город, а палимпсест. Вот тут когда-то был замок, а теперь — сквер. Тут жил сахарозаводчик, а теперь в его доме ЗАГС. Это была
Похоже, краевед вырулил на привычную тематику «дайте денег на сохранение исторических памятников», и завел плач Ярославны почти автоматически.
— Подождите, — подняла ладонь Марина. — А по делу? О глифах вы что-то выяснили?
— Это не совсем моя специфика, — смутился краевед, приглаживая усы. — Я, конечно, собрал общую информацию из открытых источников…
— Нам не нужна общая информация, — отрезала Марина, в глубине души поражаясь собственной наглости. — Нам нужны конкретные факты!
— Факты? Хорошо, пусть будут факты, — вскинулся задетый за живое краевед. — Я проанализировал места появления всех известных мне глифов, как больших, так и малых. Ни одно из этих мест не упоминается в истории Житомира, как связанное с паранормальной активностью, по крайней мере, за последние двести лет. Более старых записей, как вы понимаете, в наших архивах нет. Более того, ни о какой мистике или магии в Житомире не существует даже фольклора. Есть пару сел в области, которые славятся своими бабками-ворожеями, есть наш полесский Стоунхендж — Каменное Село, есть еще Громовище в селе Купицы, про которое в девяностые годы запустили «утку», что там то ли НЛО садилось, то ли молниями людей убивало… И все. Ничего, хотя бы отдаленно связанного с глифами или чем-то подобным никогда и нигде не упоминалось. Это я вам авторитетно заявляю, — добавил он. — Так и передайте Анжеле Валерьевне и Белкину.
Белкину. Вот она, зацепка. У Марины будто щелкнуло что-то в голове, и она вспомнила, как зовут краеведа. Руслан. Даже фамилия всплыла: Руслан Ткачук. Они с Белкиным вместе играли в автоквест. И познакомились в тот единственный раз, когда Белкин уговорил Марину принять участие в этой ночной забаве. Марина тогда еще простудилась и раз и навсегда зареклась слушаться Белкина …
Но откуда Руслан знает Анжелу? И почему он работает на нее?!
Додумать эту мысль Марина не успела. Анкх на ее груди внезапно стал холодным, как лед. От неожиданности она ойкнула, вскинула голову и увидела, как рабочий, только что сверливший стену огромной дрелью (перфоратор, некстати вспомнилось правильное название), повернулся к сидящему к нему спиной Руслану и направил дрель (перфоратор!) прямо в спину ничему не подозревающему краеведу.
Рабочий был тот самый — олигофрен с заячьей губой, который едва не убил Марину банкой с краской в прошлый понедельник, то бишь — ровно неделю назад.
Тело среагировало само. Откуда только силы взялись… Марина вцепилась в край стола и рванула его вверх и в сторону, опрокидывая Руслана вместе со стулом наземь. Стопка книг и подшивок стаей испуганных птиц взлетела в воздух и врезалась прямо в уродливую физиономию олигофрена. Взрыкнула вхолостую дрель-перфоратор, грохнувшись на пол, и молча, даже не выматерившись, бросился бежать несостоявшийся убийца Руслана.
— Держи его! — завопила Марина, бросаясь вдогонку.
15
— Горбун? — переспросила Илона,
— И что ты имеешь против горбунов? — мрачно поинтересовался Радомский.
— Они гадкие, — сказала Илона. — Терпеть не могу уродов!
— Вот как?
— Некрасивые люди всегда некрасивы душой, — заявила Илона безаппеляционно. — Урод снаружи — урод внутри.
— И с чего ты это взяла?
Как выяснилось, у Илоны на этот счет имелась целая теория. Некрасивым людям, считала она, не было места в обществе. Над ними смеялись и издевались с самого детства, во дворе, в садике, в школе. А когда они достигали возраста полового созревания, им было сложно найти себе партнера. В результате каждый некрасивый человек — урод, по терминологии Илоны, нес в себе потаенный груз обиды на общество и был потенциально опасен как латентный социопат.
Пока Илона все это излагала (косноязычя и жеманно кривляясь), Радомский смотрел на нее, как посетитель зоопарка — на обезьянку, которая вдруг заговорила, и не просто попросила банан, а занялась анализом эмпириокритицизма как метода познания мира.
Ведь обезьянка же, думал Радомский, просто симпатичная мартышка. Я же тебя на помойке подобрал, ты ж, сучка, в семнадцать лет по клубам уже блядовала, минеты в туалете делала за понюшку кокса. Вымыл, вычесал, стилистов-визажистов напустил, в модели записал — и все. Мы теперича аристократки голубых кровей. Быдла мы не любим, нам, пожалуйста, в высший свет. И писькой дорогу проложим себе…
Радомский был женат трижды. Первая его супруга, выскочившая замуж за курсанта в надежде поскорее стать генеральшей, удрала сразу же, как узнала место будущей службы лейтенанта Радомского: город Чимкент, Казахстан. Вторая, найденная Радомским в Киеве, уже после того, как он бросил армию и занялся бизнесом, была предана ему как собака, но отличалась просто фатальной невезучестью, распространявшейся на всех ее родственников. Брак их продержался три года, и все эти три года Радомский возил ее по больницам, вытаскивал ее сестру из польской тюрьмы, отмазывал ее брата от призыва, добывал лекарства для ее мамы, да и сам постоянно вляпывался во всякое дерьмо — сначала нарвался на мошенников, которые кинули его с продажей квартиры жены, потом связался с бандитами и едва не получил пулю… Не выдержав, Радомский послал горе-половинку на три буквы, вернулся в родной Житомир и подыскал себе незатейливую, в меру красивую (чтоб не стыдно было людям показать, но и не опасно одну оставлять) и в меру умную провинциалочку, что называется: для ведения хозяйства и племенного разведения. С хозяйством все получилось, а вот с потомством вышел прокол. Провинциалочка оказалась слегка психованной, и Ромчик это унаследовал с лихвой, кидаясь на отца по поводу и без…
Любовниц же Радомский никогда не считал и постоянных не держал — надоедали. Так было до недавнего времени, пока он не открыл собственное модельное агенство по совету Аркадия Загорского. В свете грядущего проекта это казалось верным и дальновидным ходом, а заодно позволяло пристроить девок и держать их под присмотром. Своя «конюшня» с молодыми кобылками могла оказаться не лишней при деловых переговорах в саунах… Так это излагал старый хрыч Загорский, и Радомский счел его аргументы убедительными.
А закончилось все это обвинением еще и в сутенерстве, которое зачитал ему усталым голосом следователь с красными от недосыпа глазами. В довесок, так сказать, к убийству Остапчука Николая Васильевича, без определенного места жительства, и содействию в покушении на убийство Белкина Игоря Алексеевича («Ниссан-патрол», цвет белый, госномер такой-то, является собственностью вашей компании, Геннадий Романович?) А заодно: уклонение от налогов, афера с жилищными кредитами и недостроенными домами, махинации с таможней и неоднократные нарушения правил дорожного движения.