Глоток зеленого шартреза

Гумилев Николай Степанович

RENVOI

Еще ослепительны зори,И перья багряны у птиц,И много есть в девичьем взореЕще не прочтенных страниц.И лилии строги и пышны,Прохладно дыханье морей,И звонкими веснами слышныВечерние отклики фей.Но греза моя недовольна,В ней голос тоски задрожал,И сердцу мучительно больноОт яда невидимых жал.У лучших заветных сокровищ,Что предки сокрыли для нас,Стоят легионы чудовищС грозящей веселостью глаз.Здесь всюду и всюду пределыВсему, кроме смерти одной,Но каждое мертвое телоДолжно быть омыто слезой.Искатель

нездешних Америк,Я отдал себя кораблю,Чтоб, глядя на брошенный берег,Шепнуть золотое «люблю!».1907

* * *

На льдах тоскующего полюса,Где небосклон туманом стерт,Я без движенья и без голоса,Окровавленный, распростерт.Глаза нагнувшегося демона,Его лукавые уста…И манит смерть: всегда, везде онаТак непостижна и проста.Из двух соблазнов – что я выберу,Что слаще – сон иль горечь слез?Нет, буду ждать, чтоб мне, как рыбарю,Явился в облаке Христос.Он превращает в звезды горести,В напиток солнца – жгучий ядИ созидает в мертвом хворостеНикейских лилий белый сад.<<1908 >>

КОЛОКОЛ

Медный колокол на башнеТяжким гулом загудел,Чтоб огонь горел бесстрашней,Чтобы бешеные людиПраздник правили на грудеИзуродованных тел.Звук помчался в дымном поле,Повторяя слово «смерть»,И от ужаса и болиВ норы прятались лисицы,А испуганные птицыЛётом взрезывали твердь.Дальше звал он, точно пенье,К созидающей борьбе.Люди мирного селенья,Люди плуга брали молот,Презирая зной и холод,Храмы строили себе.А потом он умер, сонный,И мечтали пастушки:«Это, верно, бог влюбленный,Приближаясь к светлой цели,Нежным рокотом свирелиОпечалил тростники».<<1908 >>

* * *

Моя душа осажденаБезумно странными грехами,Она – как древняя женаПеред своими женихами.Она должна в чертоге прясть,Склоняя взоры все суровей,Чтоб победить глухую страсть,Смирить мятежность буйной крови.Но если бой неравен стал,Я гордо вспомню клятву нашуИ, выйдя в пиршественный зал,Возьму отравленную чашу.И смерть придет ко мне на зов,Как Одиссей, боец в Пергаме,И будут вопли жениховПод беспощадными стрелами.1908

БОЛЬНАЯ ЗЕМЛЯ

Меня терзает злой недуг,Я вся во власти яда жизни,И стыдно мне моих подругВ моей сверкающей отчизне.При свете пламенных зарницДрожат под плетью наслажденийТолпы людей, зверей, и птиц,И насекомых, и растений.Их отвратительным тепломИ я согретая невольно,Несусь в пространстве голубом,Твердя старинное «довольно».Светила смотрят все мрачней,Но час тоски моей недолог,И скоро в бездну мир червейПомчит озлобленный осколок.Комет бегущих душный чадУбьет остатки атмосферы,И диким ревом зарычатПустыни, горы и пещеры.И ляжет жизнь в моей пыли,Пьяна от сока смертных гроздий,Сгниют и примут вид землиПовсюду брошенные кости.И снова будет торжество,И снова буду я единой:Необозримые равниныИ на равнинах никого.1908

ПОСЛЕ СМЕРТИ

Я уйду, убегу от тоски,Я назад ни за что не взгляну,Но, сжимая руками виски,Я лицом упаду в тишину.И пойду в голубые садыМежду

ласковых серых равнин,Чтобы рвать золотые плоды,Потаенные сказки глубин.Гибких трав вечереющий шелкИ второе мое бытие…Да, сюда не прокрадется волк,Там вцепившийся в горло мое.Я пойду и присяду, устав,Под уютный задумчивый куст,И не двинется призрачность трав,Горизонт будет нежен и пуст.Пронесутся века, не года,Но и здесь я печаль сохраню.Так я буду бояться всегдаВозвращенья к распутному дню.1908

ПОЭТУ

Пусть будет стих твой гибок, но упруг,Как тополь зеленеющей долины,Как грудь земли, куда вонзился плуг,Как девушка, не знавшая мужчины.Уверенную строгость береги:Твой стих не должен ни порхать, ни биться.Хотя у музы легкие шаги,Она богиня, а не танцовщица.И перебойных рифм веселый гам,Соблазн уклонов легкий и свободныйОставь, оставь накрашенным шутам,Танцующим на площади народной.И, выйдя на священные тропы,Певучести пошли свои проклятья.Пойми: она любовница толпы,Как милостыни, ждет она объятья.1908

* * *

Под рукой уверенной поэтаСтруны трепетали в легком звоне,Струны золотые, как браслетыСумрачной царицы беззаконий.Опьянили зовы сладострастья,И спешили поздние зарницы,Но недаром звякнули запястьяНа руках бледнеющей царицы.И недаром взоры заблистали:Раб делил с ней счастье этой ночи,Лиру положили в лучшей зале,А поэту выкололи очи.1908

НА ПИРУ

Влюбленный принц Диего задремал,И выронил чеканенный бокал,И голову склонил меж блюд на стол,И расстегнул малиновый камзол.И видит он прозрачную струю,А на струе стеклянную ладью,В которой плыть уже давно, давноЕму с его невестой суждено.Вскрываются пространства без конца,И, как два взора, блещут два кольца.Но в дымке уж заметны острова,Где раздадутся тайные словаИ где венками белоснежных розИх обвенчает Иисус Христос.А между тем властитель на негоВперил свой взгляд, где злое торжество.Прикладывают наглые шутыЕму на грудь кровавые цветы,И томная невеста, чуть дрожа,Целует похотливого пажа.1908

АННА КОМНЕНА

Тревожный обломок старинных потемок,Дитя позабытых народом царей,С мерцанием взора на зыби БосфораСледит ускользающий бег кораблей.Прекрасны и грубы влекущие губыИ странно красивый изогнутый нос,Но взоры унылы, как холод могилы,И страшен разбросанный сумрак волос.У ног ее рыцарь, надменный, как птица,Как серый орел пиренейских снегов.Он отдал сраженья за крик наслажденья,За женский, доступный для многих альков.Напрасно гремели о нем менестрели,Его отличали в боях короли –Он смотрит, безмолвный, как знойные волны,Дрожа, рассекают его корабли.И долго он будет ласкать эти грудиИ взором ловить ускользающий взор,А утром, спокойный, красивый и стройный,Он голову склонит под меткий топор.И снова в апреле заплачут свирели,Среди облаков закричат журавли,И в сад кипарисов от западных мысовЗа сладким позором придут корабли.И снова царица замрет, как блудница,Дразнящее тело свое обнажив,Лишь будет печальней, дрожа в своей спальне:В душе ее мертвый останется жив.Так сердце Комнены не знает измены,Но знает безумную жажду игрыИ темные муки терзающей скуки,Сковавшей забытые смертью миры.1908