Глубинка
Шрифт:
— Не знаю. Я никогда не любила. И меня никто не любил.
Я сел на полок и тоже вытянул ноги. Они были кривые и волосатые — совсем не такие красивые, как у Ани. Впрочем, я и не претендовал.
— Ты еще очень молода… у тебя все впереди.
— А у тебя?
— У меня тоже, — я усмехнулся. — Только лет на десять поменьше уже.
— А ты мог бы меня полюбить, — Аня посмотрела мне прямо в глаза. — Если бы не был женат?
— Если бы я не был женат…
Если бы я не был женат… Девочка, ты играешь с огнем. Мы здесь не в той ситуации, чтобы кидаться словами.
Не устаю удивляться, каким быстрым бывает порой мой разум, как легко находит он ответы на самые сложные вопросы. Вот бы он всегда был рядом. Но где он сейчас, мой несчастный разум, чтобы повторить мне все вышесказанное?
— Аня, — уж лучше смотреть в глаза, чем на это молодое зовущее тело. — В любом из существующих миров, кроме нашего, я давно бы уже полюбил тебя. Но здесь и сейчас я могу любить тебя только, как сестру. Надеюсь, ты понимаешь меня.
— Я понимаю, — коротко ответила она, отведя взгляд.
Ночью ко мне долго не шел сон. Аня давно уже тихо сопела на соседней кровати, а я лежал и думал, что же делать дальше. По всему выходило, что теперь какое-то время нам придется жить вместе. И если ситуации, подобные сегодняшней, будут повторяться, у меня есть все шансы позорно провалить битву с природой. Да и если бы дело было только в природе! Она ведь и вправду мне нравится. Конечно, сегодня я был молодцом: проявил выдержку и сумел сдержать рвущиеся наружу инстинкты и чувства. Пока сумел. А что будет дальше?
Глава XVIII: Огни над водой
С этого дня мы с Аней жили вместе. Домой она возвращаться отказалась, написала брату, что уехала к бабушке в Полоцк («он даже не знает, что она умерла в прошлом году»), после чего отключила телефон. В школу она также не ходила («все равно там все учителя — бездари»), зато помогала мне по хозяйству. Последние три года она в одиночку тащила на себе домашний быт, так что в этом деле у нее имелся большой опыт. По крайней мере, больший, чем у меня. Уборка и стирка сразу отошли к ней, чему я был весьма рад. А как она готовила… Отведав ее блюд, я до конца жизни зарекся готовить сам.
Конечно, я тоже не бездельничал: для мужчины в доме работа всегда найдется. Погода все активнее намекала на скорое приближение зимы, требовалось срочно утеплять дом и заделывать дыры в фундаменте. Также был актуален вопрос с дровами, поскольку первый же снег значительно затруднит их добычу. Поэтому мы с Агатом большую часть светового дня проводили на улице, затыкая паклей щели в срубе или таская бревна из леса.
С каждым днем температура падала все ниже, несколько ночей подряд шли мощные дожди. Земля раскисла. Деревья торчали голыми скелетами, лишившись последних остатков зелени. Осень, пусть и несколько запоздало, вступила в свою заключительную стадию.
В один из вечеров я пошел на озеро позвонить жене.
— Мне нужно с тобой поговорить… — обычно такое начало никому ничего доброго не сулит.
— В чем дело, любимая? Что-то случилось? — как можно более бодрым тоном поинтересовался я.
— Да нет, не то, что бы случилось… Просто я хочу, чтобы ты вернулся.
Вот тебе раз… А ведь не так давно в данном вопросе, у нас, казалось, был найден консенсус.
— Почему ты этого хочешь? Здесь безопасное место (да уж, безопасней не найти), а в Москве сама знаешь… Тем более, остался всего месяц.
— Месяц… Целый месяц! Тебя никто уже не ищет, последний раз приходили еще в октябре, — в голосе жены проявились нотки легкого раздражения. — Что стоит хотя бы снять комнату на месяц, если ты не хочешь рисковать, сидя дома? Все же, ты будешь в городе, а не в этой глуши ходить неизвестно в чем и есть не пойми что.
— Видишь ли…
— К тому же, мне тяжело одной. Я не думала, что без тебя будет так трудно. Месяц я крепилась, второй кое-как терпела, но теперь… Я скучаю…
Понятно, теперь она взяла на прицел мою совесть. Что будет дальше, угрозы?
— Родная, но ведь осталось подождать всего месяц… — продолжал увещевать я, по возможности мягко, но упорно настаивая на своем.
— Родной, если честно, я категорически не понимаю, зачем тебе дальше оставаться там. Скоро зима начнется. Ты собираешься и новый год встречать среди сугробов и медведей?
— Здесь нет медведей (ну, вообще-то есть, но я пока не встречал), и сугробы наверняка будут небольшие, вон какая теплая осень стояла. И нет, конечно, я не собираюсь встречать новый год здесь, но…
— Что «но»? Вот скажи мне, что «но»? Чем вы там с Андреем занимаетесь? (Ага, вот откуда ноги растут!) С недавних пор от него тоже двух связных слов не добиться: отвечает, как партизан на допросе в гестапо. Но ладно он, а теперь и от тебя я не слышу ничего, кроме «да», «но» и «видишь ли»! Я ведь волнуюсь за тебя, если ты еще не забыл, что у тебя вообще есть жена!
— Вера, ну что ты говоришь? Я прекрасно помню…
— Помнишь? Хорошо, что хотя бы помнишь. Раньше ты мне звонил через день, теперь, в лучшем случае, раз в неделю. Видимо, у тебя и так есть, чем заняться в этой милой деревеньке. В таком случае, не буду мешать.
— Ты мне не мешаешь! — я едва не сорвался в крик, но вовремя спохватился. — Просто мне нельзя возвращаться! Я не могу пока ничего объяснить, так как сам не разобрался еще, но сейчас я должен быть здесь, понимаешь?
— Нет, не понимаю. Позвони, когда разберешься, тогда, может, пойму.
Я хотел было ответить, но в трубке раздались короткие гудки. Ну что за черт! И так ситуация, лучше не придумаешь, так теперь еще и Вера! Моя последняя опора!
Впрочем, в какой-то степени это справедливо… даосисты даже сказали бы, что закономерно. И причина сей малоприятной закономерности сейчас ждет меня дома — и не в Москве, а здесь — и готовит пироги с капустой.