Глубокая зона
Шрифт:
– Известно, от кого она ушла?
– Конкретно от кого – нет. Из УПРБ – точно.
– Значит, с одного из компьютеров. Это нетрудно отследить.
– В том-то все и дело. Не с какого-то, а с базового компьютера организации. Кто-то умудрился заслать «торпеду» в центральный блок УПРБ.
– Поясни, пожалуйста.
– В конфигурациях связи УПРБ и других сверхсекретных объектов используется так называемая защита «ядовитой таблеткой». Компьютеры могут получать и принимать информацию только от машин с такой же конфигурацией. Все посторонние данные, входящие и исходящие, разрушаются на портале.
– Таким образом, речь идет о нарушении режима секретности. Здесь, в УПРБ.
– Да.
– Похожее у нас уже случалось. Год назад.
– Верно. Дело Халли Лиланд. Тебе казалось, что это вздор. Исходя из имеющихся фактов, я был склонен с тобой согласиться.
– Да.
– Очевидно, мы ошибались. Не рассматривал такую возможность?
Барнард хотел было возразить, но остановился.
– Ты ведь не хочешь сказать, что Халли на самом деле продавала секреты?
Лэйтроп покачал головой:
– Нет. Я, как и ты, считаю, что ее подставили. По причинам, которые мы до сих пор не выяснили. Нас подставили тоже. Если все так и есть, этот человек никуда не ушел. И, кстати, Халли сейчас в пещере.
– По-твоему, эти два случая связаны между собой?
– Подозреваю, что так, но точно не знаю. И не знаю, как узнать. Однако сейчас главное – сосредоточиться на происходящем.
– Этим может заняться агентство национальной безопасности?
Барнарду была невыносима мысль о том, что в его лабораториях завелся шпион. Мерзость – все равно что за завтраком в тарелке с овсянкой обнаружить таракана.
– Я бы подключил их с удовольствием. Но они страшно перегружены. В комитете начальников штабов убеждены, что сегодняшняя ситуация – результат атаки биотеррористов, и все основные силы брошены в регион АфПак.
– Что же делать? Здесь, в УПРБ, я имею в виду.
– Иногда лучшей системой обнаружения оказывается человеческое нутро. Подумай о каждом из сотрудников. Если при мысли о ком-то внутри что-то шевельнется, сообщи. Давай зайдем с этой стороны.
– Боже, Лэйт. Здесь работают полторы сотни ученых и технического персонала…
– Разве я сказал, что будет просто? Да, и вот еще что. Я пока не говорил ни своим начальникам, ни кому бы то ни было. Это очень важно, но пусть останется между нами…
У Лэйтропа завибрировал телефон. Он достал трубку из кармана жилета, посмотрел, прикоснулся к экрану.
– Да, господин министр. Да, сэр. Понимаю, сэр. Немедленно, сэр. Уже выхожу. Да.
Он поднялся, положил телефон в карман, залпом допил кофе и поспешил к выходу, пояснив:
– Министр Мейсон.
– Лэйт, секунду…
Из-за приказа Хантера Мейсона что-то важное осталось невысказанным. Барнард терпеть не мог незавершенности. Но Лэйтроп был уже у двери. Он остановился, махнул рукой.
– Нужно идти, Дон. Министр не из тех, кого можно заставить ждать. Расскажу, как только представится случай. С глазу на глаз, – сказал он, вышел и пустился рысью по коридору, бодро пристукивая каблуками.
Барнард подошел к столу, взял блокнот. Вывел на экран компьютера список сотрудников. Написал сверху страницы первое имя:
Абельсон, Леонард М. Лео Абельсон. Очень высокий, бывший член баскетбольной команды Ратгерского университета. Предан науке. Замечательный человек.
Барнард перешел к следующему имени в списке.
Через четверть часа он открыл глаза и понял, что заснул. Встал, обошел стол, лег на пол и двадцать раз отжался. Затем дважды сильно хлопнул себя по щекам и снова сел за рабочее место. Времени уйдет много – ведь чтобы найти шпиона, рыть надо глубоко.
16
Халли пошла первой. Опытная скалолазка, она уже преодолевала это препятствие раньше, хотя и со стандартным снаряжением для отвесных стен: нижней обвязкой и решетчатой системой с пропущенной между перекладинами прочной одиннадцатимиллиметровой страховочной веревкой. Этот спуск будет совсем не таким.
Свесив ноги через край обрыва, она повернулась так, чтобы быть лицом к скале, приставила сначала одну ступню к стене, затем другую и обе перчатки. Внизу зияла пропасть глубиной в пятьсот футов. Сорвешься – в пять секунд долетишь до дна. И секунды эти покажутся вечностью, если не потеряешь сознание от удара о стену. Единственное, что хорошо в таких местах в пещерах (действительно, единственное), – что дна не видно. Темнота не дает мозгу немедленно переключиться в режим самосохранения, когда от напряжения и страха преодолевать препятствие становится только труднее, будь ты трижды опытен.
Она оторвала правую ступню, опустила на двенадцать дюймов. Когда ботинок вновь прикоснулся к стене, появилось ощущение, что скала разверзлась и сомкнулась вокруг ботинка, настолько прочной была связь. Она поставила левую ногу рядом с правой. То же самое. Затем одновременно опустила ниже обе ладони.
Отсутствие страховочной веревки действовало на нервы, пусть дна и не было видно. Пару лет назад Халли совершила ряд восхождений без страховки, в том числе высокого класса сложности – лишь для того, чтобы проверить себя. Расстояние до земли ни разу не превысило ста футов, но и этого было достаточно, чтобы разбиться насмерть. Требовалось полное напряжение сил и концентрация внимания, иначе охватывал панический страх. Без сомнений, испытание оказалось самым неприятным из всех, что она когда-либо проходила.
Сейчас Халли действовала, как ее учили в мире света: сосредоточилась на поверхности скалы, находящейся перед глазами, дышала глубоко и медленно, работала большими мышцами ног. Ступня, ступня. Ладонь, ладонь. Она спустилась примерно на пятьдесят футов, когда Боуман сверху крикнул:
– Как вы?
– Хорошо! Слава богу, снаряжение фантастическое.
– Слава ДАРПА.
Несмотря на иронию, Халли услышала в его голосе больше облегчения, чем ожидала, и это приятно ее удивило.
– Начинаю спускать остальных. Они пойдут параллельно, так что обрушений не бойтесь.